Граждане Рима - София Мак-Дугалл

— Всего?!! — Марк снова замолчал, потом сказал тихо: — Все-таки кажется, будто… — Он покачал головой, — память о том, что случилось в приюте, постепенно прояснялась, и он заподозрил, что за это время они могли натворить еще многое. — Сулиен, просто не знаю, как сказать… я так рад тебя видеть.

Сулиену зримо представился человек, захлебывающийся собственной кровью, и ему страшно захотелось рассказать кому-нибудь про то, что он видел, чтобы не он один в машине знал об этом. Он видел, что Уна слишком занята Марком, чтобы обращать внимание еще на что-либо. Она прижалась к Марку, его подбородок покоился у нее на голове, а руки переплелись так, словно от этого зависели их жизни. Они были счастливее, чем он когда-либо видел каждого из них, но виновато пытались это скрыть, чувствуя, что момент не самый подходящий.

— Ты всегда накидываешься с кулаками на людей, которых рад видеть? — ухмыльнулся он.

— Ох… — сказал Марк, вспоминая их встречу, и смущенно рассмеялся. — Я ведь не сделал тебе больно, правда?

— Ты — мне? — с некоторой натугой попытался пошутить Сулиен. Как же долго я не спал, подумал он.

Они мчались между холмов, окружавших автостраду.

— Вы держали дверь, чтобы они не ворвались, — обратился Марк к Клеомену. — Простите… но я вас не знаю.

Клеомен вкратце изложил, кто он такой.

— Спасибо за помощь, — сказал Марк. И снова в голове у него все слегка помутилось.

— Не спешите благодарить, — мрачно отозвался Клеомен. — Сильно боюсь, что они попытаются перерезать нам путь.

Он слышал, как Уна целуется с Марком. С одной стороны, он был доволен собой, поскольку накануне ночью предполагал именно такое испытание. И все же не мог отделаться от мысли, что если обоим удастся выпутаться из этой истории, то кое для кого это будет большой неприятностью.

— Неужели они успеют? — спросила Уна. — Им пришлось бы обнаружить, по какой дороге мы едем, и потом они никогда не видели этой машины.

— Так или иначе они успели позвонить своим людям во дворце. Мы ведь туда направляемся, я полагаю?

— Туда, и только туда, — сказала Уна.

«Но они-то этого не знают, — сказал Сулиен. — Мне кажется, они решат, что мы заляжем на дно. Наркотик еще долго не выветрится».

— В любом случае, — настойчиво повторил Клеомен. — Они используют своих людей во дворце.

— Знаю, — сказал Марк. — С самого начала я не мог туда поехать. Но теперь все изменилось. Дядя знает, что я жив, все знают. Они не могут выдать меня за кого-то другого, куда-нибудь спрятать и сделать вид, что ничего не случилось. И вы все этому свидетели.

Клеомен подумал, значит, и нас тоже убьют, но Марк говорил правду: больше ехать было некуда.

— Потом есть ты, — шепнул Марк Уне. — Не знаю, кто в этом замешал, но ты узнаешь, тебя им не провести.

— Конечно, — ответила Уна, — с нами все будет в порядке, — и Марк улыбнулся, потому что она почти никогда не говорила ничего подобного. Но затем им вновь овладела тревога, и он спросил Клеомена: — Вам не кажется, что они могут убить Вария именно теперь?

Клеомен ответил не сразу.

— Слишком рискованно, после всего этого, — и больше ничего не добавил, хотя конец фразы явно повис в воздухе.

Марк вздохнул, начинала сказываться усталость. Волосы Уны мягко терли его щеку, большой палец задержался на отвороте ее рукава. Только там, где шея и тонкие запястья, он чувствовал, как его тепло передается ей. Он снова подумал о смерти Вария, и эта мысль помешала ему поцеловать Уну, однако не сделать этого было почти невозможно: ее губы должны были стереть тревогу из его сердца, ему так хотелось оказаться с ней где-нибудь наедине или даже просто уснуть вот так, если ничего другого не позволялось.

Небо просветлело, но то был не свет зари, до которой было еще далеко, а огни города. Золотой Дом, сверкая, высился над ним, умиротворенный и бессонный одновременно.

— Верни мне пистолет, — неожиданно сказал Клеомен.

— Обойма пустая, — ответил Сулиен.

— Хорошо. Только смотри, никому не говори, — улыбнулся Клеомен. — Марк Новий, вы знаете, какой из входов меньше всего охраняется?

— Да, — сказал Марк, — но туда ехать не надо. Подъезжайте спереди.

На Марке все еще была ночная пижама. Все, что они могли дать ему, была кое-какая одежда, которую Сулиен носил первую пару дней после того, как они покинули Хольцарту. Одежда была грязноватая, но без нее было не обойтись; Марку вспомнился кабак в Волчьем Шаге — существовал определенный тон, который невозможно принять, если ты хоть как-то не одет. Перед тем как напялить ее по возможности быстро, они с Уной обменялись дурашливыми улыбками, одновременно заговорщицкими и смущенными. Уна слегка отвернулась, но исподтишка подглядывала сквозь волосы на мелькнувшие полуобнаженные руки, спину…

Выйдя из машины, они пошли к извилистому фасаду Палатинских ворот. Четыре преторианца наблюдали за металлическими воротами в покрытом резьбой камне, еще шестеро, а может, и больше, бесстрастно стояли за дворцовой стеной. Столько стволов, подумал Сулиен с недобрым предчувствием.

Марк, зевая, разминал затекшие мышцы спины и шеи. Посмотрев на охранников, он подумал: хорошо, чем больше, тем лучше, и направился прямо к ним.

— Вы знаете, кто я, — сказал он. — Откройте ворота.

Стражники пристально уставились на него, ни одному из них и в голову не пришло, что это может быть кто-то кроме Марка Новия — можно и так сказать.

После небольшого замешательства один из охранников крикнул, но не Марку, а Клеомену и остальным:

— Зачем вы привезли его сюда? Отойдите в сторону.

Окружив Марка, Уна, Сулиен и Клеомен не тронулись с места и не сказали ни слова.

— Я запрещаю разговаривать с ними в таком тоне, — наконец произнес Марк.

Ошеломленный охранник виновато и невинно пробормотал:

— Но вы… Ваше Высочество… вы не должны были, вам следовало…

— Оставаться в приюте в Тиволи, — сказал Марк окончательно смутив остальную охрану. — Так вы считаете, что мне следовало оставаться там? Неужели у меня такой вид?

Он стоял, позволяя разглядывать себя. До рассвета оставалось еще часа два. Марк тесно переплел свои пальцы с пальцами Уны; волосы его были всклокочены, одежда — с чужого плеча, торопливо накинутая в темноте; босой, он к тому же еще и припадал на одну ногу. Охранник опустил глаза.

— Нет, — мягко согласился он.

Марк подавил легкую дрожь облегчения.

Одно слово — «Нет» — мигом переменило все, стало совершенно очевидно, что Марка нельзя отправлять обратно в приют Галена.

— Так откройте же ворота, — сказал Марк.

Тогда из задней линии охранников донесся приказ:

— Открыть ворота! — И рука стража слегка коснулась пистолета, скорее инстинктивно, от отчаяния, чем решительным жестом. Он не знал, что делать, ему нужны были указания — ясно было только, что следует отогнать всех этих людей от юноши.