Присягнувшие Тьме - Жан-Кристоф Гранже

– Он вроде бы, как это сказать, был доволен своим состоянием. Видите ли, он за собой наблюдает. Ставит на себе опыт. Препарирует свою разлагающуюся душу. Lux aeterna luceat eis, Domine!

На улице я проверил свой мобильник. Сообщений нет. Черт подери.

Я нашел свою тачку и решил вернуться прямо к себе. Пора было отдохнуть – по-настоящему выспаться.

Дома – новое разочарование. Манон еще спала. Я отстегнул кобуру и направился на кухню. Она приготовила то, что я люблю. Молодые побеги бамбука, зеленые бобы, соевое масло, белый рис и семя кунжута. Термос полон чая. Я рассматривал угощение и приборы, заботливо расставленные и разложенные на стойке: миску из дерева ююбы, лакированные палочки, ложки, чашку… В этих ненавязчивых знаках внимания я помимо своей воли усматривал скрытый намек: «Катись ты к черту».

Я принялся за еду стоя, без малейшего аппетита. Мрачные мысли не отступали.

Весь день я провел среди ненормальных, но сам был не лучше их. Зачем убивать двенадцать часов на проверку дурацких гипотез? Я должен был бы сосредоточиться на конкретном расследовании: найти убийцу Сильви Симонис, потому что ничего важнее сейчас нет.

Только это докажет невиновность Манон.

После возвращения я ни на шаг не продвинулся в этом направлении. Я не в состоянии был дать своим ребятам дельные наводки. Поиски в Юра никуда не привели. То же с Габоном и выходцами из него. А за это время на Уголовный отдел свалилась куча новых преступлений… Моя команда ушла с головой в текущую работу. Дюмайе была права: я – вне темы.

Я кое-как завершил свой ужин. Убрал продукты в холодильник и положил ложки, миску и палочки в мойку. Взял бутылку водки из морозильника и наполнил чашку. Потом залпом ее осушил. Внутренности запылали. Прихватив бутылку, я плюхнулся на диван.

Свет я не включал. Полулежа во мраке, я глядел на черные балки потолка. Из-за окна доносился шум дождя и уличного движения. Нужно было искать новый путь. Забыть про видения Люка и предполагаемую реальность дьявола. Сосредоточиться на Юра, насекомых, лишайниках, кислотах… Обозначить границы расследования. В конце концов, у меня была убийца в Италии. Виновный в Эстонии. Пришло время взяться за убийцу из Сартуи. Философствовать недосуг.

Я поднес бутылку к губам и вдруг замер. В голове молнией мелькнула догадка. Уже давно – с тех пор как я узнал о «лишенных света» – я подозревал, что за ними стоял «кукловод». В глубине души я никогда не верил в полную виновность Агостины и Раймо.

Ни она, ни он не обладали знаниями и навыками, которые позволили бы им так умело использовать насекомых.

Но только теперь до меня дошло.

Никакой он не «кукловод», а настоящий убийца.

Убийца, который сам совершал преступление, а потом умудрялся убедить неуравновешенных людей в их виновности.

И ван Дитерлинг, и Замошский говорили о том, что за «лишенными света» стоял дьявол.

Но в действительности за ними стоял обыкновенный смертный человек. Душевнобольной, отыскивавший по всей Европе пострадавших от насилия людей, перенесших клиническую смерть, и мстивший за них.

Разве на коре дерева возле обители Богоматери Благих дел не было написано: «Я ЗАЩИЩАЮ ЛИШЕННЫХ СВЕТА»?

Не надо искать виновного в убийстве Сильви Симонис.

Я должен искать одного убийцу по всем трем делам – и, без сомнения, по многим другим!

Преступник, живущий в Юра – в этом я не сомневался, – совершал рейды по всей Европе. Он не только прекрасно разбирался в кислотах и насекомых, но и способен был внушить «лишенным света», что убивали они…

Меня опять осенило. А что, если этот человек просто сам создавал «лишенных света»? Что, если ему удалось проникнуть в их подсознание и поселить там черные видения?

Не демон, а демиург.

Человек, организовавший три убийства.

Человек, насылавший видения, которые якобы им предшествовали.

Я нашел имя для моего «суперподозреваемого».

Пришелец из Тьмы.

Да, настало время вернуть весь этот черный спектакль на землю. Светящийся старик, плотоядный ангел, изувеченный подросток: все это ипостаси одного человека. Сумасшедшего, который гримировался, переодевался и занимался обработкой сознания. Убийцы, который терзал тела и оставлял метки дьявола. Душевнобольного, отождествляющего себя с Сатаной и плодящего для себя «лишенных света»!

Еще глоток водки.

Снова жгучие размышления.

Что он делал, чтобы внушить травмированным людям их видения? Как он появлялся перед ними? Ответов нет. Тем не менее я чувствовал, как во мне горячей, приятной волной разливается уверенность.

Пришелец из Тьмы.

Такой мерзавец существовал, и я собирался до него добраться.

Это он написал мне «Я ЖДАЛ ТЕБЯ», а затем «ТОЛЬКО ТЫ И Я». Этот дьявол ждал своего Михаила Архангела, чтобы помериться с ним силами!

Я еще пропустил водочки за здравие своей новой версии.

Вибрация мобильника заставила меня подскочить.

Я подумал, что это Корина Маньян. Оказалось, Свендсен.

– Кажется, у меня новости.

– О чем?

– Об укусах.

Лишь через несколько секунд я понял, о чем речь. Уже очень давно никто не упоминал об этой специфической детали: оставшихся на телах убитых следах зубов.

Свендсен продолжал:

– По-моему, я понял, как это делалось.

– Ты на набережной Рапе?

– А где же мне еще быть?

– Еду.

Я с трудом поднялся, убрал бутылку в морозильник, взял плащ и закрепил кобуру на ремне. Написав записку, объясняющую мое исчезновение, и положив ее на столик в гостиной, я бесшумно удалился.

Перейдя через улицу, я постучал в стекло ребятам, которые с самого нашего приезда вели наблюдение за моим домом и перемещениями Манон. Стекло опустилось. На меня пахнуло ароматами еды из «Макдоналдса» и холодного кофе.

– Я вернусь через пару часов. Смотрите в оба.

Полицейский с лицом цвета папье-маше молча кивнул.

Я пошел к своей тачке. Машинально подняв глаза на свое окно, я, как мне показалось, различил быстро мелькнувшую за занавесками тень. Я стал пристально, с напряжением вглядываться в складки материи. Проснулась ли Манон, или это был отблеск фар проехавшего автомобиля?

Прошла минута. Никакого движения. Я пустился в дорогу, задаваясь вопросом, действительно ли я что-то заметил.

22 часа

Никаких пробок, блестящее шоссе. Я закурил сигарету. Опьянение прошло, вернулась ясность. Этот непредвиденный прорыв был похож на праздник.