Присягнувшие Тьме - Жан-Кристоф Гранже

Однако меня все больше подмывало поверить в высшую силу. Зукка говорил правду. В общем-то, это был самый простой выход. Старик со светящимися волосами. Ангел с острыми зубами. Подросток с окровавленным лицом. Дьявол и его воинство – самое правдоподобное объяснение.

Но я еще сопротивлялся. Я хотел подобрать рациональный ключ к этому хаосу. Вцепившись в руль, я мчался прямо к центру Парижа с включенной сиреной. Не доезжая до Нотр-Дам, я свернул с левого берега на мост Сен-Мишель по направлению к набережной Орфевр, и вдруг мне пришла в голову новая идея. Этим утром отец Кац, специалист по экзорцизму, дал мне свою визитку. Его кабинет в Парижском епархиальном центре борьбы с сатанизмом находился в пятидесяти метрах, на улице Жи-ле-Кёр.

Снова поворот.

Вернувшись на левый берег, я покатил по указанному адресу.

Вспомнил черного человечка, повсюду кропившего святой водой.

Пожалуй, стоит сегодня исчерпать весь список одержимых.

– Дьявол – это противник, – повторил отец Кац, воздев указующий перст к потолку. – Противодействие. «Сатана» происходит от древнееврейского корня «stn», что значит «противодействующий», «препятствующий». Ему соответствует греческое «diabolos», от глагола «diaballein» – «мешать»…

Я вежливо кивал головой, разглядывая пристанище борца с сатанизмом. Узкая, длинная комната, в глубине полукруглое окно – ну прямо каюта пиратского галеона. Однако здесь окопался солдат Господа. Чего тут только не было: древние эзотерические книги, пожелтевшие свитки, распятия на стене, а над письменным столом маленькая картина: снятие с креста.

Кац продолжал свою лекцию:

– Об этом мало говорят, но в Ветхом Завете дьявол как таковой не присутствует. Его там нет, потому что Бог, Яхве, отнюдь не воплощение добра! Он сознательно творит зло. Ему незачем перекладывать на кого-то вину за свои жестокие дела. Сатана появляется в Новом Завете. Там он вездесущ. Не меньше ста восьмидесяти восьми упоминаний! В Новом Завете Бог совершенен, и нужно найти виновного в зле, которое царит на земле. Есть и другая причина. Сейчас сказали бы: проблема выбора оппонента. Сын Божий сошел на землю не для того, чтобы вступить в противоборство с мелкой нечистью. Ему нужен противник Его калибра. Высшее существо, могущественное, порочное, пытающееся навязать свои законы. Такое, как Князь Тьмы. Иисус вел поединок с дьяволом, не забывайте об этом! На страницах Евангелий он постоянно изгоняет злого духа из тел одержимых, которые встречаются на его пути…

Ничего нового я для себя не открывал, но приходилось терпеливо слушать это вступление, утешаясь надеждой, что мои вопросы не останутся без ответов. Во всяком случае, устроившись в потертом кожаном кресле, я пересматривал свое мнение о маленьком священнике. Этим утром он показался мне мрачным, опасным фанатиком. Вечером же он сиял улыбками и добродушием, с увлечением рассуждая о Сатане, как Дон Камилло об Иисусе.

Самым примечательным в этом старичке был его огромный нос, вокруг которого теснились все прочие черты, как деревня вокруг колокольни. Он представлял собой дугообразный выступ, начинавшийся между бровей и нависавший крючком над сухими губами.

Пришло время вмешаться в его рассуждения.

– А вы, – сказал я, показывая на него пальцем, – что вы думаете об утреннем сеансе?

Он смотрел на меня молча, слегка улыбаясь. Глаза у него блестели, освещая лицо.

– Мы уличили преступника. Уличили в том, что он существует!

– Кого, дьявола?

Он согнулся над письменным столом:

– Теперь принято думать, что Люцифер – выдумка. В мире, в котором Бог еле выжил, демон считается суеверием. Измышлением давних веков. А что до случаев одержимости, они все объясняются душевным расстройством.

– Разве это не прогресс?

– Нет. Младенца выплеснули вместе с водой. Если есть болезнь шизофрения, это не значит, что нет дьявола. Если наше индустриальное общество похоронило атавистические страхи, это не значит, что их предмет исчез. На самом деле многие верующие полагают, что в двадцатом веке Антихрист восторжествовал. Ему удалось заставить нас забыть о своем присутствии. Он проник во все механизмы нашего общества. Он повсюду, то есть нигде. Растворенный, встроенный, невидимый. Он движется беззвучно и незаметно, но никогда еще не был таким могучим!

В речах Каца слышалась убежденность. Я вернулся к интересующему меня предмету:

– Значит, эксперимент с Люком был выходом к реальному существу?

– Задним выходом, – засмеялся он. – Да, сегодня утром нам показался дьявол, настоящий. Злобное, враждебное, жестокое существо, магистр отступничества, гнездящийся в глубине каждой души. Находясь при смерти, Люк Субейра приблизился к нему. Он его видел и слышал. И это наложило на него печать. Печать одержимости.

– Но что вы думаете о представшем перед ним образе? Об этом старике со светящимися волосами? Почему такое видение?

– Дьявол – это ложь, мираж, иллюзия. Он становится многоликим, чтобы сильнее нас запутать. Мы не должны безусловно доверять тому, что видят наши глаза, что слышат наши уши. Святой Павел нас наставляет: «Облекитесь во всеоружие Божие, чтобы вам можно было стать против козней диавольских»!

Посыпались цитаты, поток которых, казалось, невозможно остановить. Я собрался с силами и задал вопрос, который в ту минуту представлялся мне единственно важным:

– На каком языке в конце закричал Люк? На арамейском?

Кац снова улыбнулся. Улыбка была совсем юношеской:

– Да. На языке Библии. На языке летописей Мертвого моря. На том языке, на котором Сатана говорил с Иисусом в пустыне. Обращение к нему вашего друга может рассматриваться как официально признанный симптом одержимости, поскольку он не знает этого языка.

– Знает. Люк Субейра учился в Парижском католическом университете. Он изучал несколько древних языков.

– Значит, случай тяжелейший. Скрытая одержимость. Без симптомов, без внешних проявлений, абсолютно… ассимилированная!

– Вы поняли, что это означало?

– «Dina hou beovadana». Буквальный перевод такой: «Закон в наших действиях».

– «Закон – это то, что мы делаем», похоже?

– Да.

Слова Агостины. Фраза из клятвы присягнувших Тьме. «ЗАКОН – ЭТО ТО, ЧТО МЫ ДЕЛАЕМ».

Свобода зла, возведенная в закон. Почему Люк повторял эти слова? Откуда он их знал? Действительно ли он их слышал, находясь в небытии?

– Последний вопрос, – сказал я. – Вы разговаривали с Люком перед экспериментом?

– Да, он мне позвонил.

– Он хотел, чтобы вы изгнали из него дьявола?

Он отрицательно замотал головой:

– Нет. Наоборот.

– Наоборот?