Сердце Зверя. Том 1. Правда стали, ложь зеркал - Вера Камша

Камердинер быстро и равнодушно подал парадный мундир. Орденов Ричард не надел, кроме самого первого. Талигойская Роза останется с ним до конца, а в остальном придется начинать заново.

Грядет новый Круг, но хозяин уходящего не вправе устраниться. Долг Скал — вырвать Ветер из рук временщиков и оставаться рядом, пока это необходимо. Конечно, для непосвященных мальчик какое-то время еще пробудет Олларом, но имя ничего не значит. В глазах Кэртианы Карл — Борраска. Повелитель Ветра. Хозяин Круга. Законный король, который похоронит порожденные Эрнани раздоры. Клинок Алана в обмен на меч Раканов, оказавшийся мечом Ветра, — это для сна, а для яви — прекращение вражды и служение юному королю. И его матери.

Хорошо смазанная дверь открылась, не скрипнув. Свечи, цветы, блеск вечной росы, синева сапфиров, юность, новый Круг — Круг Ветра… Ветер — это вечное утро и вечная весна — юная девушка с голубыми глазами. Святая. Королева. Мать короля. Любимая.

Одним ловким движением Ричард поднял кинжал и поцеловал клейменный вепрем клинок.

— Моя кровь и моя Честь принадлежат Талигойе и моей королеве.

2

— …потерял много крови. Его нельзя тревожить. Отойдемте, я вас выслушаю…

Карсфорн! Все еще тут…

— Господин начальник штаба, вы не имеете права отдавать распоряжения в обход командующего.

— Полковник Придд, вы тем более не имеете права обсуждать приказы вышестоящих.

Пора вмешиваться, иначе Карсфорн начнет распоряжаться… раньше времени.

— Полковник Придд прав. — Жермон произнес это достаточно громко, чтоб его услышали. — Что там у вас?

— Капитан Баваар со срочным докладом. — Гэвин все же образцовый начальник штаба. Не согласен ни с чем с самого утра, но исполняет.

— Я слушаю.

— Мой генерал… — Какие все же жалостливые морды у прожженных вояк. Чего только не навидались, а плевать на чужую смерть так и не выучились. Может, именно потому, что навидались.

— Я все еще командую авангардом, капитан. — И буду командовать и завтра, и послезавтра… До самого конца. — Докладывайте.

— Мой генерал. К находящемуся на переправе дриксенскому корпусу подошло подкрепление. Пехота. Артиллерия. Тяжелая конница. В общей сложности теперь их тысяч двадцать пять. Близко подойти не удалось, но пушки подтягивают к берегу, и пушки большие.

Вот тебе и Бруно… Задал задачку. Попрет здесь или у Штарбах? Или и впрямь нацелился на Доннервальд, а Печальный язык — обманка… Ну а обоз — это для самых недоверчивых… Треть армии здесь, две трети у Штарбах, хвост у Доннервальда. Треть у Штарбах, остальное здесь… Половина здесь, половина у Доннервальда… Все у Доннервальда, остальное — бред. Твой собственный… Ответ знают только Бруно и закатные кошки, но фельдмаршал прыгнул, а не поплелся по наезженной колее.

— Мой генерал, я очень сожалею о поспешно отосланных сведениях.

— Нечего сожалеть! — Лучше лежачий командующий, чем никакого. Отнесут на стены, и будем стоять… Стоять… лежать… Дидерих бы высказался изящней. — Вы куда, Гэвин?

— Отменять марш. — Карсфорн был искренне удивлен. — В связи с вновь открывшимися обстоятельствами.

— В связи с открывшимися обстоятельствами нам… предстоит сдерживать двадцать пять тысяч. Только и всего. Во фланг фок Варзов нацелилось… в два раза больше. А старик сейчас не в форте за рекой, а на марше.

— Жермон, не хотите же вы…

Хочет. Закрыть глаза и забыть обо всем. Утонуть в выходящем из берегов тумане, поверить ложным маякам, послать все к кошкам и заснуть, но нельзя, потому что… нельзя.

— Гэвин, я запрещаю вам… превышать свои полномочия. По крайней мере, пока… — Уточнять не будем, придет время, сам поймет. — Ваше дело — привести подкрепление к фок Варзов. Быстро привести. У вас еще есть дела в форте?

— Нет.

— Тогда найдите мне бумагу и перо и отведите Баваара к Берку и Рёдеру. Пусть доложит то, что видел, и давайте сюда вашего врача. Полковник Придд, перед выступлением зайдете ко мне. У меня будет для вас конфиденциальное поручение.

Через двадцать лет парень будет маршалом, но эти двадцать лет ему нужно как-то прожить. Пусть скачет к Рудольфу. Прямо отсюда. С письмами, одно из которых о нем самом и о мертвом брате…

— Валентин, вы что-то хотите сказать?

— Мой генерал, полк готов к выступлению. Граф Гирке и в дальнейшем может исполнять обязанности его командира?

— Разумеется…

— В таком случае прошу оставить меня в вашем распоряжении. Я полагаю, что принесу здесь больше пользы.

Здесь… С умирающим командиром и тремя тысячами против двадцати пяти, если не сорока. Здесь он докажет… Раз и навсегда. Если, конечно, генерал Ариго не ошибается, а если ошибается? Мертвому спишется все, а тому, кто подыграл генеральскому бреду и остался в форте, который по всем раскладам возьмут? Такое может позволить себе Савиньяк, но не Придд.

— Нет, Валентин, я вас здесь не оставлю. Я понимаю, что вы ищете боя, но война только началась… Вы все еще четыреста раз докажете и Арно, и…

— Мой генерал, теньент Сэ для меня никакого значения не имеет. В отличие от Печального языка и вашего состояния. Я считаю свои долгом проследить за тем, чтобы ваши приказания исполнялись должным образом. Мне кажется, это не будет излишним.

Леворукий его побери! Нашел, чем взять, почти нашел, потому что оставлять Валентина здесь нельзя. Как бы ни хотелось…

— Берк и Рёдер не нуждаются в переводчиках. То, что я намерен вам поручить, гораздо важнее. Кроме того, у меня к вам личная просьба… Я надеюсь, что моя… сестра скоро будет свободна. Я напишу ей, но будет лучше… если она услышит рассказ очевидца.

— Мой генерал, можете считать это дерзостью, но я не считаю себя вправе вас оставить. Я так или иначе повлиял на принятое вами решение. И я за него в ответе.

— Чушь. После известий об обозе… я мог решить только так. Хватит, Валентин… Приказы не обсуждаются, а я как-то привык… отвечать за свои решения без посторонней помощи.

— Но для успешного выполнения ваших решений здесь и сейчас помощь вам потребуется.

— Леворукий и все кошки его!.. И как только Алве удалось вас… отослать?

— Мой генерал, я пришел к выводу, что Первый маршал Талига сможет без меня обойтись.

3

Закат выдался такой, что Валме позавидовал закатным тварям и едва не надрал собственные уши за отлынивание от уроков живописи. Кэналлийцы Эчеверрии, которых они только что догнали, стали лагерем на пологом склоне, словно созданном для созерцания небесной мистерии, а Леворукий старался вовсю, не хватало только скрипок.

Запад тонул в золотистой дымке, но небо над ней светилось чистой весенней зеленью, в которой парили плоские перистые облака: снизу белые, сверху — дымчато-серые. Выше изумруды сменяла больная бирюза, которая постепенно синела до эмалево-голубого, а в зените лениво выгибались облачные звери — розовые с фиолетовыми спинами. Звери глядели на замерший над холмами ровный золотой круг, им было не больно — туман над тополями стоял такой, что смотреть на солнце могла бы даже сова.