Янмэйская охота - Роман Суржиков

— Отчего же бесцельные? Я…

— А-ах, — она зевнула вновь, прикрыв рот ладошкой. — Светлая Сфера — не Предмет Династии.

— Прости?..

— Ну, если Шейланд ее продал, то раньше она принадлежала Шейланду, правда? А вы с Мими путем блестящих вычислений вывели, что Кукловод ищет один из Предметов Династии. Сфера не подходит. Идем спатки!

Эрвин прислушался к себе и ответил с полной уверенностью:

— Сфера важна.

* * *

— В каком смысле — исчез?

От удивления рука Эрвина с чайною чашкой замерла на полпути ко рту. Кайр Сорок Два отчеканил с молодцеватой простотою, будто ничего странного здесь вовсе нет:

— Так точно, исчез, милорд!

— Вы повторили сообщение, а я прошу расширить его. Каким путем исчез? Куда?

— Не могу знать, милорд! Если б знал, то нашел бы и привел, как вы велели.

— Но как это возможно?! Исчезают шпионы, бандиты, бродяги и деньги в казне. Как мог исчезнуть священник? Разве он входит в число сущностей, способных пропадать без следа?

— Не могу знать. Я полагаю, он оставил какой-то след, но… милорд, вы же не велели следить за отцом Давидом. Он пользовался вашим доверием и ходил без надзора. Вот и ушел куда-то.

— Тьма! — Эрвин досадливо брякнул чашкой о блюдце. — Вы не понимаете!..

— Виноват, милорд: не понимаю. Какая беда, что Давид ушел? Вернется же рано или поздно. Если бы хотел уйти насовсем, он точно уведомил бы вас.

— Он мне нужен! Сейчас! — вскричал Эрвин, услышал капризные нотки, одернул себя. Сказал спокойнее: — Вы правы, Давид мог по своей воле уйти из дворца, и большой беды тут нет. Однако выяснилось, что он владеет ценными для меня знаниями, хотелось бы их добыть. Будьте добры, приложите усилия, чтобы скорей разыскать его.

— Так точно, милорд.

Эрвин наконец донес чашку до рта и сделал глоток. Чай порадовал вкусом, но жест вышел недостаточно красивым. Вот Адриан умел: бывало, хлебает чаек с таким видом, будто зрит тебя насквозь и знает все твои тайны, и молчит лишь потому, что наслаждается напитком, и стоит чашке уйти от его уст — как ты будешь насквозь пронзен владыческим словом-молнией.

А Эрвин… просто пьет чай.

— Надеюсь, кайр, вторая нужная персона не ушла от ваших поисков? Учитывая размеры, она должна быть заметна издали.

— Так точно, милорд. Герцог Лабелин здесь.

— Просите его.

Эрвин сделал еще глоток. Чуть лучше.

Морис Эльвира Дороти рода Софьи, герцог Лабелин вошел в лоджию, замер и огляделся по сторонам, будто видел это место впервые. Обежав глазами все завитки цветочных орнаментов, все медальоны с мистическими духами и древними зверебогами, он, наконец, остановил взгляд на Эрвине.

— Вы не ошиблись, милорд, — насмешливо выронил Ориджин, — это императорская Малая Чайная. Место важных и скрытных переговоров.

Лабелин поморщил мясистый нос.

— Отчего-то я не вижу ее величества.

— Не владычица, а я желаю побеседовать с вами. Садитесь, милорд. Изволите чаю?

Лабелин мотнул головой, но сел. Отодвинул чашку. Пронзая его взглядом, Эрвин сделал глоток. Нет, не то…

— Мы с вами впервые говорим наедине. Не странно ли? Мой лорд-отец учил меня, что между достойными врагами устанавливаются особые отношения. О враге ты думаешь чаще, чем о большинстве друзей. С ним связаны твои планы, твои чувства, устремления. Война сближает, как бы то ни было. Ты можешь сокрушить врага или даже убить — но не имеешь права не уважать его. Каково же было мое удивление, когда вы сбежали из собственной столицы!

Лабелин ответил язвительным фырканьем.

— Нет, правда, — продолжил Эрвин, — мне было бы приятно принять вашу капитуляцию. Знаете, как в легендах: генерал разбитого войска выезжает навстречу победителю — одинокий, на белом коне. Бросив шпагу к ногам триумфатора, говорит горько, но твердо, с несломленным достоинством: «Поле ваше, милорд. Я признаю поражение». Они пожимают руки, вместе пьют чашу вина, вместе оплакивают павших. Затем честно, без вывертов, обсуждают условия мира… С таким врагом приятно воевать, согласитесь! Я бы охотно повторил через годик. Но увы: вы сбежали, Лис сбежал, Адриан и вовсе помер. Одна Минерва благородно пришла поговорить.

— И вы привязали к ней ниточки! — ядовито хохотнул Лабелин. — Довольно паясничать. Чего вы желаете, милорд?

Эрвин вздохнул и досадливо хлебнул чаю.

— Окажите мне хоть один знак уважения из тех, какие полагаются победителю. Проводите в ваше хранилище и покажите Предмет.

— Вздор! — бросил Лабелин.

— Заметьте: я не требую его в дань, хотя мог бы. Желаю только взглянуть и узнать его историю. Предмет зовется Светлой Сферой.

Ответом стало молчание. Эрвин усмехнулся:

— Отчего вы притихли, милорд? Где же новый «вздор» или «чушь»?

— Я не знаю ни о какой Светлой Сфере.

— Боюсь, вы лжете. Вы купили ее год назад.

— Это чушь, и мне нечего вам сказать.

— Убежден, что есть.

Морис Лабелин не без труда поднялся из-за стола.

— Скажу прямо, лорд Ориджин: вам нечем меня напугать. Вы не затеете новую войну. Мой флот в разы сильнее вашего, если снова возьметесь за меч — я буду жечь ваши корабли до тех пор, пока не уничтожу всю вашу торговлю на Восточном море. И вы не причините вреда лично мне — не в столице и не в дни Палаты. Потому оставьте при себе грязные намеки.

— Говорите, не напугать, милорд? Тем не менее, я попробую. В пыточной камере находится один человек, сейчас мы вместе пойдем взглянуть на него.

Лабелин хохотнул:

— А если откажусь — прикажете своему кайру тащить меня? Силенок не хватит.

— Нет, милорд. Откажетесь — просто уйдете без препятствий. А мой узник скажет все, что знает, не вам, а лордам Палаты. Ступайте, если желаете.

Эрвин поднял чашку и глотнул. Теперь вышло как надо: высокомерия, насмешки, власти — всего вдосталь.

Человек в пыточной камере был отъявленным мерзавцем. Но знание сего факта не помогало Эрвину унять тошноту. Это же он, Эрвин, отдал приказ: «Любой ценой узнайте все». До сих пор не мог свыкнуться с тем, что кайры понимают под словами «любой ценой».

— Почему нет ноги? — выдавил Эрвин.

— Наша вина, милорд, — ответил кайр Хайдер Лид, судя по голосу, не ощущавший никакой вины. — Мы отработали коленную чашку, рана воспалилась, пришлось отнять ногу.

Впрочем, соль этого зрелище составляла не отнятая нога, а оставшаяся. И обе руки узника, и лицо. В особенности — рот, зубы… Эрвин отвел глаза. Легче не стало, ведь сохранился запах — моча, кровь, пот, испражнения. Орджу бы. И свежего воздуха. Эрвин глянул на путевского герцога, надеясь узреть его ужас, но Лабелин выражал одну лишь брезгливость.