Дети Силаны. Паук из Башни - Илья Крымов

– Ганцарос!

Он стоял ко мне спиной в окружении Опустошителей. В сторонке его же солдаты заворачивали в бесценные ковры тела.

– Кузен? – Ганцарос распрямился и обернулся в мою сторону. – Рад видеть тебя живым и невредимым, кузен. Луна хранит тебя.

Его руки до середины предплечий были покрыты темно-красными, практически черными потеками крови. Тускло блестел нож для срезания кожи.

– Ты… убил махараджу?

Мой кузен беззаботно улыбнулся и пожал плечами:

– Как и было приказано.

– А эти?

Я указал на три тела, лежащих слева. Ими никто не занимался, а руки мертвецов были истерзаны, и они, кажется, уже потеряли слишком много крови, чтобы можно было верить в возможность спасения.

– Ближайшие слуги. Видишь ли, дорогой кузен, я перерезал глотки этому жирному дураку, его уродливой жене и трем их безмозглым дочкам. Но мальчишки-наследника нет. Нигде. Опустошители прочесали весь этот дворец, перетаскали сотни трупов. Нигде, ни среди живых, ни среди мертвых. Командованию не понравится такой доклад.

– И ты решил начать пытки, вместо того чтобы позвать меня? Чем ты думаешь, кузен, задницей?!

Он простодушно усмехнулся и пожал плечами. А потом почесал нос, оставив на нем красное пятно. Тошнотворное зрелище. Его солдат такое обращение к Ганцу разъярило, они уважали и боялись полуполковника л’Мориа и готовы были сами броситься на меня, в то время как их любимый командир принимал мои оскорбления, словно мягкие добрые укоры. Будь на его месте другой тан, я был бы вызван на дуэль. Но Ганцарос всегда меня любил, хотя природу этого его отношения я никогда до конца не понимал.

– Они всего лишь животные, – сказал он искренне и совсем беззлобно, – которые пошли против священной воли Императора. Их следует уничтожить. Всех до единого. А потом сжечь их тела, их жилища, их книги и храмы, чтобы придать забвению все, говорящее об их существовании. И так со всеми, кто пытается стоять против мескийского владычества.

– Бывают убийства необходимые, нужные и ненужные. На первые мы должны быть готовы всегда, вторые мы должны совершать, если нет иного пути. Но мы никогда не должны опускаться до третьих, полуполковник! Я снял перчатки: – Отойди.

– Пожалуйста, кузен, прошу. Если твой Голос нам здесь не поможет, то, пожалуй, уже ничто не поможет. Эта обезьяна не сказала ни слова, с тех пор как я начал. Только скулила. Я влил в него, пожалуй, литр умственного расслабителя. Без толку.

На стуле, привязанный к нему веревками, сидел мужчина неопределенного возраста, с гладко выбритым черепом, растрепанными усами и короткой, слипшейся от влаги бородой. По его морщинистому лицу стекали капли пота и крови, в прикрытых глазах царила туманная пелена муки. Кожу на лбу пересекала длинная резаная рана, кровь из которой залила все лицо.

– Это тоже твоя работа?

– Нет. Он был таким, когда мы его нашли. А вот все остальное – я.

Похоже, что Ганцарос гордился собой. Предплечья несчастного малдизца были густо покрыты кровоточащими ранами. Ганцарос не делится ни с кем соображениями, которыми руководствовался, творя такие зверства над пленными. И ни у кого не находилось достаточно храбрости, чтобы задавать ему вопросы.

– Вызовите медика.

– Кузен, наши медики нужны нашим солдатам.

– Это приказ!

– Слушаюсь, тан полковник! – вытянулся он по струнке.

И снова я не ощутил никакой агрессии. Даже в бою он был невозмутим, как скала, и оттого страшен. Убийцы, не испытывающие эмоций, – самые беспощадные.

– Твои мучения окончены. Твоя верность оценена, – сказал я по-малдизски, – но она нам мешает. Твоя совесть будет чиста, не сопротивляйся.

Я положил руку ему на череп, второй обхватил горло. Несильно, важен контакт.

– А…

– Тихо…

– Горлохват! – Малдизец вскинул голову, посмотрел мне в лицо и закричал: – Нет! Нет-нет-нет! Уйди от меня! Отойди! Отпусти меня!

– Да успокойся же ты!

– Нет! Ни за что!

Он дернулся так резко, что рухнул на пол вместе со стулом и захрипел, забулькал.

– Поставить на место!

– Мой тан, – растерянно обратился ко мне один из Опустошителей, – он откусил себе язык!

По бороде пленника текла густая черная кровь, и окровавленный кусочек блестящей плоти вывалился наружу.

– Головой вниз! Не дайте ему захлебнуться! Ваты! Спирта!

Я достал револьвер, опустошил барабан в окно, а затем, ломая зубы, затолкал раскаленный ствол в рот малдизцу. Вой, переходящий в визг, шипение и запах жарящейся плоти. Рану я прижег, кровотечение остановилось.

– Ты… ты… Кровь скрыла глаз Санкаришмы на лбу, и Ганц не убил тебя сразу… Ты не был слугой…

– В тот же день вы пришли ко мне и провели-таки свой допрос. Каково было мне, когда я понял, что для этого вам не нужно получать вербальные ответы! Я был в ужасе! Я зря откусил себе язык! Мне рассказывали о вас, тан л’Мориа. О Горлохвате, который может вытягивать ответы даже из самых верных! Потуги того живодера были смехотворны, я был уверен, что умру прежде, чем он сможет достаточно меня измотать! Я был счастлив!

Он говорит правду. Более того, каждое его слово – это страшный удар по мне. Эмоциональная экспрессия этого человека зашкаливает, что свидетельствует о серьезных психических проблемах.

– Это было ужасно. Оказалось, что достаточно просто знать правду, чтобы стать предателем. А я знал.

– Я спас тебе жизнь.

– Спас жизнь?! – Он вцепился в мою голову и приблизился так, что мой нос уперся в его мокрый от пота лоб, а глаза оказались на одном уровне. – Ты спас меня?! Спас?! Ты меня уничтожил! Ты превратил мою жизнь в одну сплошную муку, проклятый тэнкрис! Мерзкая кровожадная тварь! Ты! Ты… ты заставил меня предать моего господина! Мразь! Я Мирэж Зинкара! Я величайший алхимик Малдиза! Я был призван учить принца алхимии! Великая честь! Я нашел судьбу, предназначенную мне Санкаришмой! А потом пришли вы! Жадные, уродливые, беспощадные преступники! Пришли со своими железными кораблями и дирижаблями, полными оружия! Мясники, воры, грязные кровожадные ублюдки! Убийцы женщин и детей! Кровососы, выкачивающие силы из всего мира, чтобы наполнять брюхо ненасытного монстра Мескии! Вы, как пауки-жнецы, никогда не бываете сыты, жрете, жрете и жрете! А что вы жрете? Жизни и судьбы чужих стран, чужих народов, и сколько бы вы ни сожрали, вам никогда не хватит! Меския превыше всего! Так вы говорите?! И что, это значит, что можно убивать будущее остального мира?! Стравливать молодые страны, подкашивать их силы, лишать их надежд, отравлять их вредоносными идеями?!

– Да, – ответил я, чем заставил поток его сознания прерваться. Еще чуть-чуть, и я потерял бы сознание снова. Океан ненависти плескался в душе этого человека, безбрежный океан боли, ненависти и обиды, той самой, от которой выли монстры Квартала Теней. – Довольно, Зинкара! Все твои побуждения продиктованы тем, что твоя отсталая страна оказалась слабее и стала жертвой! Таков закон, утвержденный нами в незапамятные времена! Сильный ест слабого! У кого власть, тот устанавливает правила! Жестокость во имя высшего блага необходима! А высшее благо это Меския! Поменяй нас местами и спроси себя, на что бы ты пошел, чтобы твоя родина оставалась могущественнейшей державой в мире, преисполненной величия и уверенности в будущем?! Тебя бы мучила совесть за все труды, которые ты посвятил ей?! Нет! Потому что ты был бы победителем, ты был бы верным и самоотверженным сыном своей страны, отдавшим ей жизнь! В вопросах мировой политики совесть и честь не имеют места! Они меньше, чем ничто! А монстр Мескии всегда алчет крови! Крови врагов и патриотов! И мы поим его! И будем поить! Потому что когда что-то касается родины, правила и законы перестают существовать! Поэтому плевать я хотел на твои страдания, и, если понадобится, я снова вернусь в Малдиз с огнем и мечом, восстанавливая власть империи! Ибо она важна! Моя страна! А судьбы жалких бессильных букашек не идут в расчет! Никогда! Так что хватит изводить меня этим тошнотворным нытьем, оно само по себе пытка!