Сталин и Гитлер - Ричард Овери

Компетенция и эффективность и той и другой систем были скомпрометированы монополией. Главным потребителем в Советском Союзе было государство; в Германии также государство, безусловно, было крупнейшим потребителем не только вооружений, но и всех видов других продуктов.

Отсутствие давления традиционного рынка на производителей привело к тому, что соотношение цена-качество стало полностью зависеть от воли доминирующего потребителя. В Германии система государственных контрактов (издержки плюс фиксированная прибыль) на самом деле стимулировала бизнесменов повышать себестоимость и понижать эффективность производства. Прибыль рассчитывалась как процент от расходов на производство; более дорогие продукты были более выгодны предприятиям. Поскольку государство было настроено покупать конечные продукты производства, рыночные механизмы, наказывающие за производство товаров, имеющих завышенную цену, отсутствовали117. Сокращение издержек производства включалось в годичные планы советских производителей, но это не мешало призванным в строй управленцам, демонстрировавшим смесь мошенничества и некомпетентности, требовать для завода столько средств, сколько только можно, чтобы иметь возможно больший запас ресурсов. Следствием такого положения вещей стало создание огромных бюрократических структур для контроля над выполнением контрактов и проверкой бухгалтерии, заставлявших менеджеров обеих систем жить и трудиться, как об этом писал Кравченко, «среди джунглей анкет, бумажных форм и отчетов в семи экземплярах»118. В Германии руководители четырехлетнего плана боролись за установление должных форм бухгалтерского отчета подрядчиками, не желая подвергать свои бухгалтерские книги государственной проверке, тогда как в Советском Союзе просто не существовало достаточно большого числа компетентных бухгалтеров, чтобы проследить за тем, чтобы каждое предприятие скрупулезно следовало государственным интересам119.

Напряженные отношения между планирующими органами и производителями свидетельствуют о явном отсутствии консенсуса в командной экономике. Несмотря на широкое политическое согласие в вопросе о необходимости управления экономикой, споры о приоритетах и политике были неотъемлемой частью каждой из систем. Привычный метод надстраивания одного проекта над другим без ранжирования их в порядке приоритетов способствовал тому, что каждый руководитель проекта рассматривал себя (в редких случаях таким руководителем была женщина) как особо привилегированного и оспаривал перед чиновниками свое право на получение рабочей силы и материалов за счет других экономических импресарио. Жесткое требование выполнения плана в Советском Союзе ощущался даже более остро, где каждая неудача могла интерпретироваться как экономический саботаж. Командные экономики развивались не как результат плавного процесса прорисовки их контуров, а как следствие бесконечного и часто острого процесса торгов. А это на деле означало, что система приоритетов основывалась чаще не на рациональных соображениях экономической целесообразности, а в большей мере на степени политического давления и корыстных интересах бюрократии, которые тот или иной участник торга мог использовать в своих целях120. Этим и объясняются те широчайшие полномочия, которые были даны Гитлером Герингу, с тем чтобы тот имел возможность пресечь процесс торга, передав заказ другим действующим лицам экономического процесса. Однако и Геринг вскоре оказался погруженным в процессы торга, когда сдерживал требования армии, министерства финансов, полномочных представителей строительной отрасли и частных предпринимателей121. Размножение отраслевых народных комиссариатов в Советском Союзе способствовало возникновению чувства изолированности процесса планирования и своекорыстия бюрократического аппарата, так как каждая отрасль промышленности и сельского хозяйства отстаивала собственные интересы перед политическим руководством. В каждой экономической системе существовало огромное множество центробежных интересов, которые необходимо было согласовывать, чтобы избежать почти перманентной ситуации исходной энтропии. В отсутствие давления традиционных рыночных императивов целостность систем обеспечивалась политической волей.

В условиях действия такого множества факторов оказалось затруднительным постоянно сдерживать проявления рыночных отношений. В тех секторах советской экономики, которые регулировались государством, менеджеры и чиновники должны были изыскивать пути приспособления к существующей системе, временами хаотичной и неэффективной, до дикости карательной и подверженной капризам руководства. Результатом такого положения вещей было постепенное возникновение дополнительных рыночных механизмов, позволявших делать систему работоспособной вопреки ей самой. Рыночная экономика в таких условиях была устроена чрезвычайно просто: одни предприятия или склады имели продукцию, в которой нуждались другие управленцы для выполнения плана, но на которые они не могли претендовать; но у последних имелись запасы оборудования или инструментов, которые были им не нужны, но их можно было бы обменять на то, в чем они нуждались.

Такой бартер был рискованным предприятием, однако система продемонстрировала свою неспособность эффективно контролировать выполнение плана и часто сама охотно потворствовала злоупотреблениям, лишь бы работа была выполнена. Для того чтобы мог функционировать теневой рынок, необходимы были два специфических института. Первый – блат, использование личного влияния (или взяток) для достижения особого отношения со стороны официальных лиц. Второй – толкачи, предприимчивые профессиональные дельцы, чья работа состояла в том, чтобы охотиться за ресурсами, которые можно было получить вне плана. Толкачи действовали по всему Советскому Союзу, совершая сделки и обменивая продукцию на черном рынке по своим неформальным правилам и законам подпольного рынка122. Власти относились к ним терпимо, отчасти потому, что также находили удобным использование собственных ответственных работников для того, чтобы пересекать красную черту и проторять регулярные каналы123. Толкачи получали щедрые комиссионные из фондов предприятий, которые необходимо было скрывать с помощью неформальной бухгалтерии. Правительство закрывало глаза на подобную практику. Сохранение примитивных рыночных механизмов было необходимо для того, чтобы система в принципе работала. И только тогда, когда руководители экономики открыто говорили о возрождении рыночных отношений, государство начинало реагировать. Глава Госбанка, центрального банка страны, был расстрелян в 1936 году после того, как предложил ослабить контроль над экономикой124.

В Германии процесс развивался в противоположном направлении. Здесь господствующая рыночная экономика должна была приспосабливаться к контролируемой государством системе. Поскольку рыночные механизмы были уничтожены, германская промышленность и бюрократия изменили свое поведение таким образом, чтобы приспособиться к изменившейся реальности. Сложившаяся модель сильно напоминала ту, что установилась в Советском Союзе; те же взаимоотношения между патроном и клиентом, та же сеть чиновников и менеджеров, нашедших пути обхода контролирующих органов и вознаграждающих за лояльность, та же система запасов и толкачей и даже германский аналог блата, масштабы которого только сегодня становятся ясными историкам125. Германский бизнес всегда отличался большей организованностью и бюрократизмом по сравнению со своими восточными визави, что значительно смягчило переход к новой ситуации и сделало его менее противоречивым. Выдающиеся директора из частного сектора перешли на высшие посты в новом государственно-партийном аппарате, чьи достоинства они усвоили: Карл Краух из «И.Г. Фарбен» руководил химическим подразделением четырехлетнего плана; бывший сотрудник Круппа руководил большим подразделением государственного сектора самолетостроения и производства алюминия; Карл-Отто Саур, крупповский эксперт по исследованию проблемы «время и движение», стал в 1942 году техническим директором министерства вооружений, возглавляемого Шпеером; мелкий производитель рейнского железа, чьи партийные характеристики поставили его во главе всего концерна Рейхсверке126. Неформальные структуры сотрудничества и взаимного обмена, возникшие в результате изменения экономической среды, не имели никакого отношения к вытесненным механизмам рынка или капиталистическим эгоистическим интересам. Это были псевдорынки, созданные для того, чтобы система планирования и приоритетов работала более эффективно. Так же как и в Советском Союзе, любая инициатива, направленная на восстановление традиционной рыночной рациональности, вызывала сильное противодействие. Когда летом 1937 года руководители металлургической промышленности Рурской области собрались обсудить свое несогласие с планами разработки более дорогой отечественной руды заводами Рейхсверке, в помещениях, где проходили собрания, секретные агенты Геринга установили подслушивающие устройства. Всем промышленникам, за исключением одного, он разослал телеграммы, угрожая обвинить их в саботаже; единственному члену сообщества, ставшему исключением, была предложена перспектива очень многообещающего контракта127.