Ночь империи - Дарья Богомолова

– А какие у нас ещё проблемы? Всё идёт так, как и должно.

– Да, за исключением того факта, что Ваш имперский любимчик умыкнул у Лерайе лук со стрелами и перебил сотню наших!

Какими бы лояльными к правителю они ни были, все присутствующие не смогли удержаться от ворчания.

Рискнуть что-то предъявлять наёмнику лично в отсутствие Князя не рискнули, но каждый из них хотел бы лично «поболтать» с юнцом о том, как следует вести себя на войне, за участие в которой на конкретной стороне тебе было заплачено.

Вопреки всем ожиданиям, Иблис и бровью не повёл – только изобразил вполне красочное удивление:

– Всего сотню? Он может больше.

– Да Вы с ума сошли,– продолжил гнуть свою линию Азарет.– С ним надо разобраться!

Белет, прекрасно знавший, что этот разговор ни к чему не приведёт, с долей сомнения проследил за тем, как Князь состроил задумчивое выражение лица. Поражаться расхождениям действительности с ожиданиями он начал, когда Иблис вдруг позвал одного из проходивших мимо шатра солдат.

Позвал – и с самым серьёзным видом попросил его передать тому самому наёмнику, что больше так делать не надо, и он должен сотню золотых за свой проступок.

– Ну, конечно,– фыркнул сразу же после этого Азарет.– Конечно, свои персональные интересы мы ставим выше интересов общества.

– Слушай,– устало произнёс Иблис,– мне кажется, тебя крайне беспокоит то, что моим «персональным интересом» рано или поздно становятся все, кроме тебя. Так хочешь мою постель опробовать?

Отвернувшись к карте, он со смешком развёл руками:

– Хотя, буду честным – я скорее сделаю «персональным интересом» Асторета, чем четырёхрукую рогатую орясину.

И собеседник мужчины, и упомянутый им подопечный покраснели одновременно, но по разным причинам – один из-за злости, другой – из-за пойманных на себе взглядов Белета с Ваалом, хихикнувших будто школьники над близком к нецензурному словом. Похихикали бы ещё и над Азаретом, но его лучше лишний раз было не провоцировать, хотя повод был: любого, кого Князь к себе приближал, глава коллегии магов автоматически клеймил любовниками правителя, и выглядело это ни много, ни мало, искренней завистью.

Обиженный никогда и не пытался задуматься, что из всех в его личном списке «княжеского персонального интереса» в постель умудрились забраться от силы два-три представителя на сотню всех остальных, просто хорошо показавших себя в вопросах службы.

Коротко вздохнув, Белет смолк и сам не заметил, как нахмурился – с наёмником вопрос оставался открытым с тех самых дней, как на пороге Тааффеитовой они встретили не привычного и всеми любимого мальчишку с огромными наивными глазами, а заматеревшего молодого мужчину, напоминавшего хищного чёрного барса.

Князь все ещё кликал его названным сыном и прощал ему все прегрешения вплоть до убийства своих же подданных, но по крепости то и дело ходили слухи. Впрочем, от них со смехом отмахивалась даже Лилит, которую любили припугнуть, мол, супруг твой променяет тебя на кое-чьи чёрные кудри и сапоги до середины бедра.

– Кстати, об интересах,– Иблис развернулся и в пару шагов преодолел расстояние до стола.– Ты там моего сына не нашёл, Азарет?

– Какого из?– хмуро поинтересовался ифрит, подперев голову верхней правой рукой.– Их счёт на десятки.

– Того, который, как тебе доложили, околачивается в Эрейе.– С улыбкой ответил Князь, ставя кубок на стол и упираясь в него пальцами.– Знаешь, того самого, которого ты выпрашивал у Владыки в надежде посадить его на мой престол и, видимо, посмотреть, как мальчишка сгорит заживо.

Чувствуя на себе взгляды всех присутствующих, в которых не было ни капли сочувствия к его очевидно провальной попытке втихую устроить переворот, Азарет заметно ссутулился.

– Не было ничего-

– Если ты не заметил, орясина,– Иблис наклонился к нему, ехидно скалясь,– я не слепой, не глухой и один из моих «персональных интересов» – контроль тех остатков Всеотцовского прихвостня, что в тебе до сих пор ворочаются. Пацана нашёл?

Мрачнее грозовой тучи, Азарет отодвинулся от правителя, насколько это было возможно без риска свалиться со стула.

– Нет. Владыка сказал, что понятия не имеет, есть ли у них такой.

– И ты поверил? Этот малыш был первым, кто узнал, где конкретно во дворце околачивается мой отпрыск.

Ответа не последовало, и Князь с картинным вздохом выпрямился, чтобы налить себе вина. Отпив немного, он в очередной раз покривился, но в этот раз выливать содержимое кубка не стал.

Когда все морально приготовились к приказу прочесать земли империи на предмет наличия где-то на них повязанного с правителем кровью ифрита, последний в буквальном смысле чуть не свалился им на голову. Иблис на всякий случай отступил на шаг назад, не имея в мыслях даже намёка на желание поймать темноволосого молодого человека, на которого все остальные уставились с готовностью, если попросят, убить за попытку проникновения в лагерь.

С руганью потирая ушибленную поясницу, брюнет осмотрелся и только в этот момент осознал, где находился. Первым и самым логичным порывом у него было – убраться подальше, хоть ползком, но в процессе этого упёрся спиной Князю в ноги.

Запрокинув голову, он с вялым облегчением улыбнулся:

– Здравствуй, батюшка. Помнишь ещё своих?

6.

Украдкой выглянув из-за перил, Сейрен почти сразу присела обратно и сильнее прежнего вцепилась в своё укрытие. Идти к отцу и выяснять у него ответ на волнующий исключительно Мадлену вопрос в планы не входило, но старшая сестра не рисковала заводить разговор сама.

Зная её и отца, это бы скорее вылилось в очередную мелкую, но, как и все до этого, ранившую Мадлену склоку, о которой она бы потом напоминала валакху в числе прочих до гробовой доски. Саму Сейрен озвученный сестрой вопрос волновал в последнюю очередь, да и войне она в некоторой степени была рада: Владыка был слишком занят, чтобы заботиться, кого и на ком он там собирался женить в мирное время.

Случись так, что слухи среди девушек из южного крыла оказались правдой, и капитана тайного сыска с позором пнули за порог, оно было и лучше. В конце концов, не должны же были кануть втуне попытки самой Сейрен намекнуть главам ведомств, что в неспокойное время они сосуществуют рядом с вражеским сынком.

На этих намёках бы все и закончилось, если бы не придуманная Мадленой любовь к ифриту, ради которой та готова была исключительно на улыбочки и попытки заинтересовать Раджара каждый раз, как рядом была младшая сестра, представлявшаяся для него главным объектом внимания. Старшая потратила полвечера на уговоры, и Сейрен сдалась только, чтобы от неё отстали.

Можно было даже не спрашивать ничего у отца, занятого этажом ниже обсуждением чего-то несомненно важного с главным дворцовым кузнецом – просто отсидеться в сторонке, а потом сказать Мадлене, что все её опасения подтвердились. Мысль эта, к несчастью, пришла не сразу за порогом их покоев, а за один лестничный пролёт до монаршего родителя.