Словарь Ламприера - Лоуренс Норфолк

Но сейчас, направив подзорную трубу на море, Протагор обнаружил, что светящийся ковер водорослей исчез. Видимо, их унес прилив. Если водоросли отнесло течением на противоположную сторону острова Ре, как подозревал Протагор, то «Мегера» пройдет прямо через них. Он вернул телескоп Дюлюку.

Внизу, под холмом, в густом подлеске, тянувшемся полосой вдоль берега, нанятые ими работники вовсю трудились на пристани. За те две недели, что Протагор и Дюлюк пробыли здесь, на мысе дю Плом вырос простой, но прочный причал, являвший разительный контраст с шербурским монстром. Поднимаясь из воды на двенадцать футов, двойной ряд свай уходил в море на двадцать ярдов, напоминая аллею, обсаженную стройными деревьями. Сейчас прилив был низкий, но когда вода поднимется, она окажется выше свай на три-четыре фута. Тринадцатого июля в три часа утра, согласно далеко идущим подсчетам Дюлюка (проверенным его личными непосредственными наблюдениями и сверкой с таблицами), прилив поднимется на шесть футов над верхушками свай и на восемь футов — над широким мостом, покоящимся на сваях. Это было предусмотрительно: воды вполне достаточно, чтобы поддержать на плаву ожидавшийся корабль, а с другой стороны, если осадка судна будет достаточно большой, вода окажется вровень со сходнями. Скорость разгрузки — вот что было важно. Если корабль сядет на мель… Дюлюка это беспокоило, и он проверял и перепроверял свои расчеты.

Он был доволен причалом и даже немного жалел, что после одной-единственной ночи, пускай даже решающей, переломной, но все же единственной, плоды всех трудов будут брошены на произвол ветра и волн. Естественно, его отчеты Кардиналу содержали лишь голые факты, сообщавшие о ходе работ: завершена та или иная стадия, требуются такие-то материалы и тому подобное. «Совет Советов» не интересовался энтузиазмом Дюлюка и даже отнесся бы к этому с подозрением. Что касается его коллеги, Протагора, он вел более свободный протокол, но тоже был осторожен. Он по мере сил старался украсить пристань, но делал это потихоньку, даже как-то стыдливо. Он был сильный, превосходный работник, умевший зажечь энтузиазм в своих сотрудниках.

Внезапно раздался грохот, отвлекший Дюлюка от размышлений. Повернув голову, Дюлюк не без удовольствия увидел две связанные вместе повозки, запряженные четырьмя быками; возница что было сил погонял быков, пробираясь через густой кустарник. Потом упряжка исчезла за холмом. Даже издали чувствовалось, с каким напряжением тянули быки свой груз. Это была причальная стойка: тридцать футов в длину и сорок футов в диаметре, цельное дубовое бревно. Дюлюк спустился с холма к рабочим, ожидавшим его на берегу. Предстоял хороший денек.

Позже, когда солнце уже низко спустилось к горизонту, а работники отдыхали после тяжелого трудового дня, повалившись на землю, и грязь на их ногах подсыхала под заходящими лучами солнца, Дюлюк наконец увидел причальную стойку, гордо возвышавшуюся над водой. Ее хватит лет на сто, подумал он. Скользнув взором по аллее свай, он вдруг заметил на горизонте еще один корабль, так идеально вписавшийся в рамку причала, что, казалось, вся работа делалась только ради этого момента. Между Дюлюком и дальним кораблем суетились рыбацкие смэки: рыбаки отправлялись на отдых, а на смену им приходили те, кто расставлял сети по ночам.

Корабль был очень похож на «Мегеру», но первое судно миновало северные мысы несколько часов назад. Снова подняв подзорную трубу, Дюлюк прочел название второго корабля. Как и первый, он двигался на север на всех парусах. Взор Дюлюка скользнул по палубе, где стояли несколько пожилых матросов. Корпус судна был черным. Не иссиня-черным, не серо-черным, а просто абсолютно черным. В нем ничего не отражалось — ни море, ни красный огненный шар заходящего солнца. Даже вода у бортов корабля казалась темнее, чем обычно. Дюлюк поднял подзорную трубу еще выше и взглянул на верхушку грот-мачты. Потом он моргнул, взглянул еще раз, снова моргнул и позвал: «Протагор!» На мачте развевался флаг, на котором был изображен череп со скрещенными костями.

— Протагор! — еще раз окликнул Дюлюк. — Там «Веселый Роджер»!

Он собирался позвать в третий раз, но Протагора нигде не было видно, и Дюлюк догадался, что он снова спустился в подземелье, в пещеру, к черному озеру.

— Пираты, — пробормотал он, а потом, не веря своим глазам, снова взглянул на корабль в подзорную трубу. Очень старые пираты…

Проходя в двух-трех милях от Рошели, Уилберфорс указал на башни-близнецы, охранявшие вход во внутреннюю гавань, цитадель, в которой сгорели рошельцы, и линию поперек внешней гавани, где при низком приливе до сих пор можно было увидеть остатки заградительного мола Ришелье. Петер Раткаэль-Герберт увидел город, где в ограниченном городскими стенами пространстве дома будто вынужденно тянулись ввысь и угловатыми зигзагами вздымались серые шиферные крыши, вознося к небесам слабый дымок. Солнце уже садилось, и город, окутанный серыми тенями, казался призрачным. Петер смотрел на гавань и попытался представить, как выстроившийся полумесяцем флот Бэкингема с гордо развевающимися боевыми стягами и сигнальными флажками разлетается в щепки, наткнувшись на хитроумную преграду Ришелье. Им оставалось преодолеть каких-нибудь триста ярдов, отделявших их от дружественных башен-близнецов и внутренней гавани, лежащей за ними. А для рошельцев, умиравших от голода, эти триста ярдов оказались бескрайним океаном, который не переплыть до скончания века.

Вот уже остров Ре остался за кормой «Сердца Света». Петер с Уилберфорсом сидели у левого борта. Согласно очередности, в полдень Уилберфорса сменил на посту Мидия-Уилкинс. Теперь солнце уже почти зашло. От мыса к северу города тянулась недостроенная гавань, а за ней по склону холма шла бригада рабочих. Дальше были леса и несколько низких холмов; за холмами виднелся дымок печных труб небольшой деревушки. Петер Раткаэль-Герберт наблюдал, как Уилберфорс слегка трясущимися руками набивает трубку. Потом он зажег ее, три-четыре раза глубоко затянулся и передал товарищу.

— Так они все умерли? — спросил Петер, принимая трубку. Дым был горячим и поднимался из чашечки густыми клубами. Плеск волн о борта корабля сделался громче.

— Умерли? Да, умерли. Некоторые. В конце концов они умерли все.

Море стало темнее и посинело. У Петера пересохло во рту, он сплюнул, и слюна оказалась густой и очень белой. Он проследил за полетом плевка через борт: тот сильно сплющился и набрал скорость, прежде чем шлепнуться в воду, брызнув во все стороны сине-зелеными каплями.

— Бедная Рошель, — сказал интернунций. Внезапно он почуял странный запах, знакомый по пребыванию на «Тесрифати». Он снова глянул за борт и обнаружил источник зловония: в воде кверху брюхом плавали сотни мертвых рыб. Там, где нос «Сердца Света» разрезал волны, виднелось слабое свечение.

— Я свое получил, — он вернул трубку Уилберфорсу.

— Гм-м-м?..

— Хватит. С меня пока хватит. Море как-то странно себя ведет…

Уилберфорс перегнулся через борт, чтобы самому взглянуть.

— Водоросли, — спокойно сказал он. — Они светятся, если их потревожить. Мерзость невероятная, но скоро они останутся позади.