Великая испанская революция - Александр Шубин

Ответственность западной либеральной элиты за «невмешательство» и «умиротворение» естественным образом вызывает поиск оправданий, и одно из них — СССР вел себя также. «Когда в Мюнхене в сентябре 1938 г. стало ясно, что западные демократии не готовы выступить против фашистской агрессии, — пишет Д. Пуццо, — Кремль решил сформулировать и проводить иную политику. С конца 1938 г. СССР прекратил поставки оружия в Испанию»[1589]. Это распространенное на западе мнение, которое априори исходит из национального эгоизма Сталина, верно «с точностью до наоборот».

Поставки возобновились в декабре 1938 г., причем в кредит. В декабре 1938 г. на эти нужды было выделено 100 млн долл. (для сравнения — в марте 70 млн долл.), на 55 млн оружие было переправлено во Францию[1590]. В условиях изоляции после Мюнхена Сталин попытался «зайти с тыла» к консолидировавшемуся Западу.

12 января 1939 г. СССР представил Республике заем в 50 миллионов долларов США. В этом соглашении, в отличие от прежней практики, не было условий гарантии займа и даже условий его возврата. По сути, Сталин просто оплатил поставки. Закупки, совершенные за счет этого кредита, дошли до Франции.

Пока было можно, это оружие перебрасывалось в Каталонию. 30 января — 4 февраля было отправлено 41955 винтовок, 3446 пулеметов, 319 тысяч снарядов и 31,5 миллионов патронов. 4 февраля 1939 г. поставки оружия в Каталонию были остановлены республиканским руководством. Около 400 вагонов военного снаряжения пришлось эвакуировать назад во Францию. Попытка переправить 2 февраля часть боеприпасов в Центральную зону пароходами не удалась — они были уничтожены итальянской авиацией[1591]. Больше французы не допускали таких экспериментов. Склады во Франции были переполнены советским оружием, но не могли дойти по назначению.

Когда Негрин обратился с очередной просьбой о поставках, Ворошилов предложил так ответить ему:

«1. СССР всегда относился благожелательно к нуждам Испанского правительства и все его просьбы о помощи оружием и прочими боевыми средствами, в силу возможности, своевременно выполнял.

2. Последняя просьба Испанпра, заявленная через Сиснероса, о продаже вооружения была нами в значительной мере выполнена, и если Испанпра не смогло договориться с французским правительством о своевременной переброске этого вооружения в Испанию полностью, то мы можем только сожалеть об этом.

3. Требовать в данное время новых поставок вооружений Испании, когда доставленное нами оружие в огромной массе находится на территории Франции и рискует попасть в качестве трофеев французским фашистам, по меньшей мере несвоевременно»[1592].

Конечно, этот документ не мог быть направлен за границу без существенной правки (в частности, «французские фашисты» в это время не могли претендовать на советское оружие, зато оно могло попасть в руки испанских фашистов после того, как Франция признала Франко представителем Испании). Но предложения Ворошилова отражают раздражение советского руководства ситуацией, когда существенные для СССР затраты пропали впустую из-за нерасторопности Негрина. Надо признать, что дело было не столько в Негрине, сколько в Даладье, но просить новые вооружения в этих условиях действительно было неуместно.

1 февраля, эвакуируясь вместе с остатками восточной армии во Францию, правительство собрало в замке в Фигересе, недалеко от французской границы, 62 депутатов кортесов. Негрин выдвинул только три условия прекращения сопротивления — независимость страны, проведение выборов и отказ от преследований противников после войны. Однако Франко ответил очередным отказом на этот жест отчаяния. 13 февраля он объявил, что наказанию подлежат все, кто занимался «подрывной деятельностью» с октября 1934 г. и препятствовал «правительству националистов».

2 февраля Негрин обратился к испанцам, пытаясь убедить республиканцев и мир, что не все потеряно, сплотить республиканское руководство: «Нас сбили с позиций, но мы не побеждены. Не важно, что некоторые, стоявшие у руля правления, захваченные волной паники, которая поднялась вследствие падения Барселоны, изменили своему долгу, бежав за границу; но законное правительство стоит на своем посту. Нас меньше, но мы лучше, потому что атмосфера вокруг нас не отравляется ни пораженчеством, ни разложением… Мы хотим быть хозяевами нашей страны без позорной опеки, и хотя все тоталитарные страны нас преследуют и, так называемые демократические страны постыдно покидают нас, у нас достаточно храбрости и достоинства для того, чтобы защищать нашу землю и наше дело»[1593].

4 февраля пала Жерона, 7 февраля франкисты преодолели последний оборонительный рубеж на реке Флувия. Республиканцы уходили во Францию, где их ждали новые унижения: «На границе французские жандармы (гар мобиль) занимались грабежом. Забирали у солдат и офицеров все, что им понравилось, а если этот предмет не хотели отдавать, то предлагали вернуться в Испанию к Франко. Ничего не оставалось делать, как только отдать эту вещь жандарму»[1594], — рассказывал боец-интернационалист Э. Штейнтольд. Затем массы интернированных были размещены в лагерях под открытым небом в сырой местности. Смертность в одном из них достигала 100 человек в день, пока французы, наконец, не предоставили материалы для строительства бараков[1595].

8 февраля границу пересекли Негрин и Рохо. 9 февраля последние республиканцы перешли границу с Францией и были там интернированы — война кончилась для 70 тысяч республиканских солдат.

Последний шанс

Положение Республики становилось почти безнадежным. Минимум боеприпасов, сырья и продовольствия, промышленная база почти целиком захвачена противником. Авиация почти не могла действовать без горючего (аукнулась и неспособность вывезти его из Барселоны). В феврале 1939 г. Франко располагал 1028941 солдатом (без учета интервентов), а республиканцы — 750000 солдат. Но у франкистов были вооружены все, а в Центрально-южной зоне было лишь 250000 винтовок. На 469 самолетов фашистов приходилось 163 республиканских. Республиканские оружие и самолеты оказались у французов — и то, что было отобрано у республиканцев, перешедших границу, и то, что поставил СССР.

Однако концентрация войск на Центральном фронте была высокой, и франкисты не могли бы сокрушить эту закопавшуюся в землю армию быстрым ударом. Республиканцы могли создать дополнительные внутренние рубежи обороны, чтобы продержаться дольше. Ведь теперь время работало на Республику.