Изгоняющий бесов. Трилогия - Андрей Олегович Белянин

В общем, как вы уже поняли, нас с напарником выперли не столько погулять, сколько остудить горячие головы. Мою, в частности, для Гесса любая драка скорее веселье и игра, то есть вспыхивает он за четверть секунды, но и отходит от силы за полминуты. Потом первым даёт лапку и виляет обрубком хвоста, крайне дисциплинированная и миролюбивая собака.

Хотя с «дисциплинированностью» я, конечно, поспешил, но он всё равно очень хороший.

— Батюшка на нас сердится? — спросил у меня доберман в фуфайке и шапке со звездой.

— Видимо, да.

— Выгонит из дома?

— Нет, Гесс, думаю, всё-таки не настолько, — утешил я пса, поплотнее завязывая ему ушанку под нижней челюстью. — К тому же если и да, то выгонят скорее меня. Тебя он не тронет.

— Я тебя не брошу. Вот тебе кожаный нос!

— Иди побегай, вдруг чего-то там непременно надо ещё раз пометить?

Мой верный пёс громко охнул, словно бы действительно вспомнил о чём-то и резко кинулся обнюхивать территорию. А потом вдруг…

В тёмно-синем небе промелькнули две большие чёрные тени, и мой четвероногий напарник замер в позе коня Петра Первого из позеленевшей (хотя правильно говорить — окислившейся) меди.

Тени неуклюже приземлились прямиком в два большущих сугроба на задней части нашего двора. Я мысленно порадовался тому, что отец Пафнутий успел забрать из отделения наган. Правда, потом вспомнил, что я уже стрелял из него по собаке Баскервилей и ещё не чистил, как и не заряжал новыми патронами с серебряными пулями. Засада-а…

А из вечерних сумерек, отряхивая снег и беззлобно переругиваясь, вышли двое парней. Один явный малоросс, стрижен под горшок, в одежде украинского покроя восемнадцатого века и с развёрнутыми плечами шириной в квадрант. Второй чуть выше ростом, длинные волосы на косой пробор, затянут в длинный сюртук студенческого покроя, а узким профилем напоминающий скорее классического д’Артаньяна с тонкими усиками.

Я обалдело протёр кулаком глаза, потому что…

— Стоять, а не то гав, — честно предупредил Гесс. — Тео, у нас во дворе незнакомые люди, они пришли забрать мои вкусняшки?

— Ох ты ж чудеса Пресвятой Богородицы, — широко, от севера до юга, перекрестился первый. — Тильки побачьте, паныч Николя, бо тут якась-то чудова псина размовляет, як людына. А то вы мне сразу: «Брешет кум Панас, брешет, не может того быть». Кой чёрт брешет, коли вот оно ж и есть?

— Я не псина, — поджал губки обиженный доберман. — Я собаченька.

— Думается, это какой-то фокус, друг мой, — снисходительно ответил стройный. — Доводилось мне с матушкой и сёстрами бывать в Нежинском цирке, так вот там странно одетый чревовещатель тоже показывал публике говорящую собаку.

Я деликатно прокашлялся в кулак, чтобы обозначить и своё присутствие в их беседе.

— А добрий вечер, пан хозяин! Прошу, за Христа ради, не прогневаться, що мы до вашей хаты без приглашения, незваны, як дьяк до свояченицы. Уж окажите нам таковую божескую милость, хоть просто рукою махните, а тока где тут стольный Санкт-Петербург?

— Ты забыл добавить «в пропорции», — с улыбкой подковырнул его приятель, так же приветливо кивая мне, как равный равному. — Видите ли, милостивый государь, мы действительно несколько потеряли направление. И наши, с позволения сказать, кони… мм…

Я осторожно проследил его взгляд. В углу двора два разнокалиберных чёрта, разгорячённые тяжёлой дорогой, утомлённо ели снег, черпая его прямо ладонями из того же сугроба. Оба рогатых тут же замерли, один приложил палец к губам, а другой указал пальцем налево.

Понятно, знаем мы их штучки. Я также уверенно махнул рукой направо.

— Чи вин немой, чи який немец, як що половины слов не розумиет?

— Немой, — сипло подтвердил я.

— Спаси Господь, — сочувственно переглянулись гости. — Молодой ведь ещё парень, а уже калека.

«Причём на всю голову», — мысленно добавил я, едва не плача от того, что мой язык отказывался мне подчиняться.

— Та при нём ще дивный пёс у смешном жупане! Яких тока чудес не встретишь на земле нашей русской в предивнейшей пропорции, як же верно, паныч Николя? До побачення, хлопцы!

— Прощайте, господа хорошие!

Оба ночных гостя поклонились, поблагодарили меня за христианскую доброту, пригласили заезжать на хутор близ Диканьки, если поеду налево из-под Полтавы и направо, если от Нежинска, а затем, вспрыгнув на спины погрустневших чертей, взвились в тёмные небеса.

Гесс разочарованно задрал морду: зашли, ушли и не поиграли. Нечестно…

— Это кто тут был, парни? — На крыльце показалась седая внучка.

— Николай Васильевич с кузнецом Вакулой, — почти благоговейно ответил я.

— Очень смешно. Вы прям Петросяны! Давайте домой, дед о чём-то поговорить хочет.

— Не верит нам? — искренне удивился доберман, захлопав ресницами.

Я развёл руками — ну не верит, а что с этим поделаешь? Всё равно, раз мы уже выгулялись, и правда пошли-ка домой. Небо над нашими головами было усыпано сиятельными звёздами, но разглядеть где-то там далеко на чёрном бархате, среди бриллиантов и жемчужин, две скользящие тени, наверное, было невозможно. На минуточку мне даже показалось, что всего этого как раз таки и вовсе не было.

Никто и близко не залетал к нам из далёкой Диканьки в снежную Пиялу, чтобы просто уточнить маршрут, как нигде не записано никаких подтверждений случайного визита великого писателя и его знаменитого литературного героя в наши северные края. Само собой, этого не было, да и не могло быть вообще ничего, кроме волшебной магии чарующей гоголевской фантасмагории.

Мне оставалось сказать самому себе, что не стоит об этом громко кричать на ухо отцу Пафнутию, он может решить, что я тайком выпиваю во дворе. Гесс тоже меня не выдаст, это не в его интересах, тут мы всегда друг друга прикрываем. То я его, то он меня, то мы друг дружку одновременно. Как-то так вот…

Следовательно, в дом вернулись тихо, Анчутка явно был наказан, с каменным лицом сидя у себя на кухне. В гостевой комнате у Дарьи горел свет, пробиваясь узкими лезвиями сквозь щель между дверью и косяком. Возможно, читала книжку или готовилась ко сну, не знаю.

Мой пёс сразу направился к своей миске и недовольно заворчал, обнаружив её пустою. Ну, своё он с безрогого красавчика всегда выбьет, а я пошёл к отцу Пафнутию. Батюшка сидел за общим обеденным столом, при тусклом свете настольной лампы что-то чертя чёрным карандашом на тетрадном листке в клеточку.

— Отче, звали?

Он неохотно оторвал взгляд от своих рисунков и, подумав, кивнул мне:

— Садись от, паря, думать будем.

— Не могу. Мне после выгула Гесса надо на задание идти. Меня послали.

— Кто