Дворец ветров - Мэри Маргарет Кей

Решением Аша остались недовольны все, кроме Мулраджа и нескольких осторожных и рассудительных старейшин, ибо остальные с нетерпением ждали возможности побродить по базарам Бхитхора и осмотреть достопримечательности города. Они и сейчас могли доставить себе такое удовольствие, но только покрыв примерно шестнадцать миль до города и обратно, а погода стояла очень жаркая. Поэтому люди ворчали и роптали, а рана прислал двух своих пожилых родственников с делегацией высокопоставленных чиновников, чтобы выяснить, почему сахиб не позволил невестам и свите разбить палатки поблизости от города и в превосходном месте, специально для них подобранном.

Посланники не скрывали обиды, и ответ Аша, что данное место стоянки полностью устраивает каридкотцев, нисколько их не успокоил. Они отбыли в таком негодовании, что Кака-джи испугался и предложил принять в расчет желания раны – ведь если они оскорбят его, он может вообще отказаться от брака. Аш считал такой поворот событий в высшей степени маловероятным, если учесть, что половина выкупа за невест уже выплачена и приготовления к свадьбе обошлись княжеству в кругленькую сумму.

Даже Мулрадж немного засомневался, а пришедший наконец ответ от политического офицера оказался сухой запиской, в которой капитану Пелам-Мартину в холодных выражениях делался выговор за чрезмерное усердие и давался совет безотлагательно перебраться на предложенное место стоянки.

По словам политического офицера, подобное ничем не оправданное проявление осторожности может оскорбить рану, который, конечно же, не станет отказываться от своих обязательств или пытаться диктовать неприемлемые условия, а следовательно, чем скорее они переместят лагерь, тем лучше. Аш не мог позволить себе проигнорировать содержание и тон записки и, покорившись неизбежному, отдал приказ к выступлению.

Двумя днями позже замыкающий отряд длинной колонны проехал через ущелье, под пушками возвышавшегося над ним форта, и буквально через несколько часов опасения Аша полностью подтвердились, а уверенность политического офицера оказалась беспочвенной.

Рана прислал младшего министра с извещением, что условия брачного договора, заключенного в прошлом году с его высочеством махараджей Каридкота, по зрелом размышлении были признаны неудовлетворительными, а посему государственный совет решил, что их следует пересмотреть в свете более реалистического подхода к делу. Если сахиб и высокопоставленные особы, которые пожелают его сопровождать, изволят явиться во дворец, рана будет рад принять их и обсудить вопрос более подробно, после чего они, несомненно, убедятся в справедливости его требований и дело будет скоро улажено к полному удовлетворению обеих заинтересованных сторон.

Министр подсластил пилюлю несколькими льстивыми комплиментами и, тактично проигнорировав решительное заявление сахиба, что обсуждать здесь нечего, назначил время встречи на следующее утро и поспешно отбыл.

– Ну, что я вам говорил? – спросил Аш с мрачным удовлетворением.

Его сильно уязвило плохо завуалированное обвинение в робости, которое подразумевалось под суровым замечанием политического офицера насчет чрезмерной и ненужной осторожности, а также возмущенный ропот лагеря и страхи тех, кто разделял мнение Кака-джи о том, что рану не стоит гневить.

– Но он не может так поступить с нами! – выпалил один из высокопоставленных каридкотских чиновников, обретя наконец дар речи. – Условия уже согласованы. Все вопросы улажены. По чести, он не может отказаться от принятой договоренности.

– Да неужели? – скептически откликнулся Аш. – Что ж, давайте подождем и выслушаем рану, прежде чем решать, что делать дальше. Если повезет, все может оказаться не так плохо, как мы думаем.

На следующее утро Аш, Кака-джи и Мулрадж в сопровождении небольшого кавалерийского эскорта отправились в город на встречу с раной.

Поездка была не из приятных. Дорога, не защищенная от нещадно палящих солнечных лучей, представляла собой проселок, покрытый толстым слоем пыли и изобилующий рытвинами и ухабами. В месте расположения лагеря долина имела в ширину добрых две мили, но ближе к городу сужалась до мили, если не меньше, превращаясь в своего рода естественный коридор, ведущий на окруженную холмами широкую равнину, где находился «источник жизненной силы Бхитхора» – огромное Рани-Талаб, Королевское озеро. Именно здесь, в центре равнины, на полпути между двумя возвышенностями, первый рана построил столицу своего княжества в царствование Кришна Дева Райи.

С тех пор город мало изменился. Настолько мало, что, получи его строители возможность вернуться, они бы оказались в знакомой обстановке и по-прежнему чувствовали себя как дома, ибо здесь сохранились древние традиции и древние обычаи и образ жизни горожан претерпел не больше изменений, чем прочный песчаник, из которого были возведены стены города, или зубчатые очертания горных гряд, окружавших равнину. В массивной наружной стене по-прежнему оставалось лишь четверо ворот: Хатхи-Пол, Слоновые ворота, выходящие на долину; Водные ворота, обращенные на восток, в сторону озера, равнины и далеких холмов; ворота Мори и Тхакур, от которых открывался почти одинаковый вид – полоса возделанной земли шириной в три четверти мили и поднимающийся за ней крутой склон холма, увенчанного древним фортом.

Из-за возделанной земли город казался скалой, стоящей посреди реки и делящей поток на две части, – зеленой реки, образованной полями, где крестьяне выращивали хлеб, овощи, сахарный тростник, и манговыми, папайевыми и пальмовыми рощами. Но полоса обработанной почвы имела незначительную ширину, а за ней лежали долина, пастбища и холмы, выбеленные жгучими солнечными лучами, и Аш обрадовался, когда достиг тени громадных ворот, и еще больше обрадовался близкой перспективе спешиться и спокойно посидеть в прохладе дворца, пусть даже сопутствующий отдыху разговор мог оказаться трудным.

Насколько трудным он будет, стало сразу ясно по поведению стоявших у ворот стражников, которые не потрудились поприветствовать прибывших, и по тому факту, что единственный человек, встретивший гостей, чтобы проводить их во дворец, оказался очень мелким чиновником рангом немногим выше ливрейного лакея. Это само по себе было проявлением неучтивости, граничащей с оскорблением, и Мулрадж процедил сквозь зубы:

– Давайте вернемся обратно в лагерь, сахиб. Мы подождем там до времени, когда эти людишки научатся хорошим манерам.

– Нет, – тихо сказал Аш. – Мы подождем здесь.

Он вскинул ладонь и, когда конный эскорт остановился за ним, возвысил голос, обращаясь к одинокому посланнику:

– Боюсь, в своем стремлении поскорее приветствовать рану мы прибыли раньше назначенного срока и застали его неподготовленным. Возможно, он проспал или слуги нерасторопно выполняли свои утренние обязанности. Такое случается, и нет двора, совершенно безупречного. Но мы не торопимся. Вы можете сказать своему господину, что мы подождем здесь в тени, пока нам не сообщат, что он готов принять нас.

– Но… – неуверенно начал мужчина.

– Нет-нет, – перебил Аш. – Не извиняйтесь, мы с удовольствием передохнем здесь. Ijazat hai[58].