Золотое колечко на границе тьмы - Владислав Крапивин

Но надо заметить, что это было единственное проявление паники. В общем-то и взрослые, и ребятишки вели себя тихо. Самолет наконец перестал «сыпаться» вниз, но жестокая тряска не прекращалась.

— Что это? — сказала Мадам посеревшими губами.

— Боюсь, что Бермудский треугольник, — мстительно отозвался я. — По-моему, мы как раз где-то в этих пакостных местах.

— Фан… ай!.. — Это от нового сотрясения.

Любопытно, что я тогда не чувствовал никакой боязни. И сердце стукало в нормальном ритме — в отличие от того момента, когда ровно и спокойно летели над Римом.

Кстати, потом, уже дома, прикидывая этот маршрут на морской меркаторской карте Атлантики, я увидел, что мы и правда чиркнули по южной границе знаменитого треугольника, в котором не раз бесследно пропадали самолеты и корабли. Но наш «Ил» судьба пощадила. На переборках зажглись надписи’ "Не курить. Пристегнуть привязные ремни", а бодрый голос бортпроводницы попросил не волноваться: "Самолет проходит район болтанки".

Проходили мы этот район примерно четверть часа. Постепенно тряска сошла на нет. «Ил» опять поднабрал высоту, и самолетная жизнь пошла своим чередом. Снова выбрались на ковровую дорожку малыши с красным мячом. Разноцветный Костя с двумя девочками перебрасывался бумажным голубем. Наверно, не часто бумажные голуби летают на такой высоте…

Появился из-за кресла и Олешек. Глянул вопросительно: нет ли у меня настроения для новой беседы?

Я поманил его. Олешек с готовностью оказался рядом (Барбудо по-прежнему отсутствовал, тряску он пережил в салоне первого класса).

— Я в вашей книжке уже одиннадцать страниц прочитал. А потом как затрясло…

— Перепугался?

— Не-а… не очень. Меньше, чем мама. Я ей говорю; "Не бойся. У меня для безопасности одна вещь есть…"

— Что за вещь?

— Ну, бывают такие, заколдованные. Для счастья. У них специальное название, только я забыл…

— Талисман?

— Да! Правильно!

— А что за талисман? Или это секрет?

— Вообще-то секрет. По вам покажу. Это та штучка, на которую я там, в Африке, наступил. Она лежала кверху петелькой. Вот… — Олешек извернулся на сиденье, вывернул с подкладкой тесный боковой карман и протянул мне на ладони пуговицу.

Это была форменная пуговица. Вроде армейской, для шинели, но не желтая, а из тусклого белого металла. С пятиконечной звездой. Почти что совсем "наша", только звезда не с серпом и молотом, а сплетенная из пяти полосок. Такая, какие мы в детстве мастерили из дранок…

Ничего тут, конечно, не было удивительного. Я сразу понял, почему при беглом взгляде на марокканские мундиры пуговицы показались мне знакомыми. Только тогда я не разглядел как следует.

Сейчас я вспомнил, что такая переплетенная пятиконечная звезда — пентаграмма — эмблема Марокканского королевства. Она и на флаге Марокко — зеленая на красном поле. Потому и на пуговицах.

Наверно, эта пуговица оторвалась от формы рабатского летчика и упала в траву. И очень удачно подвернулась под босую ступню залётного мальчишки. И такая обычная, ничуть не волшебная там, в Рабате, для Олешека стала талисманом, потому что связана с приключением.

Жаль, что мне не попалась такая же Я позавидовал Олешеку. Но не очень. Главное, что я все-таки увидел ее и вспомнил наши звездочки-самолеты из лучинок. И было такое ощущение, что ко мне вдруг вернулась та звездочка, которая в далеком сорок шестом году застряла среди тополиной листвы.

Но если вернулась, то… не самое ли время спросить: "Олешек, как зовут твою маму?"

И опять я не спросил. Потому что понимал: шансов почти никаких. Пусть зто останется тайной. В тайне всегда есть надежда. И у меня сохранится в памяти такая вот сказка: про девочку Полю и про вернувшуюся ко мне через много лет маленькую летучую звезду…

Олешек подышал на пуговицу и стал чистить ее подолом легкой парусиновой курточки. На белой ткани осталась темная полоска.

— Смотри, испачкался. Влетит от мамы.

— Ой… Ага, влетит. Ну ладно, теперь уж все равно…

Тогда я сказал внушительно:

— Не советую тебе тереть этот талисман. Вспомни арабские сказки про джиннов. Джинны появляются тогда, когда кто-нибудь трет лампу, кувшин или другой металлический предмет. А пуговица — она ведь тоже арабская. Вдруг вылезет великан в чалме…

— Ну и пусть! — возликовал Олешек.

— Но не в самолете же! И так хватило тряски!

— Ладно, дочищу на Кубе… Может, и правда вылезет джинн.

Мы посмеялись нашей выдумке. Олешек вдруг задумался. Поставил пятки на сиденье, стал смотреть вперед, а кулаки со спрятанной в них пуговицей держал перед собой, между колен. Мне вдруг представилось, что в руках у Олешека рычаг управления — как на планере или маленьком самолете…

…Через год я напишу сказочную повесть о маленьком Летчике для Особых Поручений. Летчик Антошка будет не совсем такой, как Олешек. Он… позадумчивее, что ли. Но я знаю точно, что без этого олененка Димки (похожего на Бэмби) летчика Антошки не было бы на свете. Значит, они братья… Потом, в других моих книжках, появится и веснушчатая девочка, и арабская пуговица, в которой обитает недовольный жизнью джинн. И еще многое, что я увидел и вспомнил в этом путешествии. Но о самом этом полете собрался я написать лишь через два десятка лет, когда он стал казаться не менее далеким, чем детство.

Олешек теперь уже вырос. Дай Бог, чтобы все у него в жизни сложилось хорошо. Я надеюсь на это. Может быть, ему помог талисман, найденный во время прогулки "вдоль по Африке".

Не исключено, что теперь у Олешека подрастает свой такой Бэмби. Или Белоснежка. А может быть, уже двое или трое… Небось разглядывают иногда старый отцовский талисман и слушают рассказы, как папа путешествовал в детстве… Если, конечно, Олешек не потерял пуговицу еще в те давние юные годы на каком-нибудь из материков.

Ну, а если потерял — ничего страшного. Значит, просто пуговица израсходовала долю волшебства, отпущенную для этого мальчишки, и улеглась в траву ждать нового хозяина.

Когда-нибудь на нее наступит другой любитель гулять босиком по планете. А как наступит начнется другая сказка.

Поет петух.

Вернее, не поет, а орет, стервец. Жизнерадостно так, словно где-то в рязанской деревне теплым летним утром.

Но я-то знаю, что сейчас не лето, а стылое начало ноября. И дом наш — двухэтажный, восьмиквартирный — стоит не в деревне, а в городе Свердловске, на улице Прониной.

Правда, у города здесь самый край, улица тянется по склону Уктусских гор, вблизи от леса. Так что петухи в здешних дворах — не редкость. И самый подлый из них — соседский Степка: всегда норовит подобраться к кому-нибудь из пацанов и клюнуть в ногу.