Директория. Колчак. Интервенты - Василий Болдырев

Мне всегда казалось, что коммунисту так же трудно проводить демократический режим, как буржуазному представителю невозможно осуществлять коммунистические начала.

Опираясь на возрастающее недовольство, правые группировки подняли голову. Интервенция, ставшая, после ухода других интервентов, исключительно японской, обуславливала не только безопасность, но и известное поощрение оживившейся работе правых.

Революционная пропаганда в Корее побуждала японцев быть постоянно настороже и поддерживать те русские течения, которые могли бы быть противопоставлены большевизму и мешали бы его усилению в крае.

До Владивостока определенно доходили слухи о съездах в Харбине, о паломничествах в Дайрен, куда в это время перебрался оставшийся без территории атаман Семенов.

Идея съезда «несосов» – представителей несоциалистических организаций – в самом Владивостоке была близка к осуществлению. В связи с этим движением начали создаваться всевозможные организации, порой не имеющие и десятка членов в своем составе.

Главари движения стремились вовлечь в орбиту своего влияния и каппелевскую армию через ее «дипломатического» представителя во Владивостоке полковника Ловцевича, неизменного посетителя народного собрания, завязавшего связи почти во всех группировках от самых левых до крайних правых. Ловцевич имел связи и среди японского командования.

После моего ухода с поста командующего Временное правительство учредило особую комиссию по разрешению вопроса о проникновении каппелевцев в Приморье. Комиссия эта сохранилась и при новой власти. Комиссия кое-что сделала по расквартированию и довольствию каппелевцев, но тесного, искреннего общения достигнуто, видимо, не было. Главные руководители армии пока оставались в Харбине, где они окружались исключительно правыми группировками, где искусно муссировалась глубина оскорбления за непропуск каппелевцев в Приморье. Велась агитация и против меня, агитация, не имевшая, впрочем, успеха в основной толще армии. Мне был непонятен смысл этой агитации – я не претендовал ни на какую роль в этой армии и не имел за собой ни одного случая так или иначе выраженного ей недоброжелательства322.

В Приморье каппелевцы осели группами: части 3-го корпуса генерала Молчанова, куда входили наиболее прочные полки из ижевских и воткинских рабочих и уфимских татар, осели в селе Раздольном; части 2-го корпуса Смолина – в Никольске и севернее Спасска. Остатки весьма немногочисленных казачьих частей, руководимых так называемым Советом казачьих войск, – в окрестностях Владивостока. Обособленно стояла Гродековская группа, всецело придерживающаяся семеновской ориентации. Впоследствии эта группа, вместе с некоторыми частями каппелевцев, вошла в состав войск семеновского генерала Глебова, сделавшегося потом верным приверженцем Меркуловых.

Начавшиеся выборы в Читинское323 Учредительное собрание и просьба лиц, сгруппировавшихся около газеты «Вечер», принять в таковых участие не только извлекли меня из политического бездействия, но и потребовали энергичной работы в связи с начавшимся предвыборным периодом. Я должен был посетить части 3-го корпуса в Раздольном: согласно выборного закона, армия принимала участие в выборах.

Владивосток. 2 января

Новый год встретил и провел на Русском острове. Утром еле попал на пароход. Холодно. Лед в бухте крепнет. «Стрелка», поддерживающая сообщение острова с городом, водит ледокол «Казак Хабаров».

На вокзале встретились с В.А. Виноградовым; он тоже едет в Раздольное. Со мной мои неразлучные спутники Аничков и Кларен.

В Раздольном встретил нас молодой генерал Сахаров и несколько лиц из штаба Молчанова, а также командиры частей.

В 41/2 часа поехали в бывшее гарнизонное собрание – пустая холодная казарма, где собралось более 1000 офицеров и солдат.

Дисциплина, погоны, плохое обмундирование, плохо скрытая тревога за будущее и явная, непримиримая вражда к большевикам; таков внешний облик того, что я увидел.

Вражда обостряется день ото дня. Политические уполномоченные при начальниках гарнизонов, по понятной с их точки зрения причине, всемерно тормозят устройство каппелевцев. В свою очередь, измотанные походами люди, только что пережившие неудачи в Забайкалье и унижение разоружения в Китае, особенно чутки ко всему, что нарушает их интересы и жажду хотя бы временного отдыха.

Вражда доходит до столкновений и «вывода в расход» коммунистических агитаторов.

Сахаров обратился ко мне с кратким приветствием от имени собравшихся, я поблагодарил короткой же речью. Встретил много знакомых лиц и по мировой войне, и по Волге, между прочим, своего адъютанта времен Директории Ваевского, только что оправившегося от ран.

Открыл собрание доктор Пономарев, после чего говорил довольно сухо и слишком по-интеллигентски, обычно прекрасный оратор, Виноградов. Для солдат-слушателей это было не по силам. Они казались безразличными к словам оратора.

Раздалось замечание: «Ограничить генералов 10 минутами» и свист.

Виноградов возразил, что он не генерал.

«А кто же вы?» – последовал новый вопрос.

В. спокойно разъяснил.

Эти реплики, их крайне вызывающий тон, взволновали чрезвычайно храброго и спокойного в бою, но обычно весьма нервного и прямолинейного Сахарова. Тем не менее он сдержался.

Я говорил простыми, понятными солдату словами. Я касался его быта, глубоко затаенных солдатских дум. Слушатели оживились, послышались аплодисменты, слова сочувствия: «верно», «правильно», вырвалось бурное «ура» Родине.

Я уже сходил с импровизированной трибуны, когда послышался вопрос:

«А что нам делать как гражданам, когда мы уперлись, как бараны, в море?»

Разъяснение на это новое враждебное замечание давал Виноградов, захотевший несколько поправить впечатление его первой, довольно сухой речи.

Между тем Сахаров грубо отказал в слове протискавшемуся вперед большевику Продайводе, по-видимому автору приведенного замечания, и приказал вывести, тоже проникшего в казарму, его товарища Кустова324. Это были члены местной большевистской организации. Их присутствие в казармах было встречено весьма враждебно и солдатской массой. Оба агитатора поняли сложность положения и просили предохранить их от насилия. Я поддержал эту просьбу перед Сахаровым. Неприкосновенность была обещана.

Но Кларен мне рассказал потом, что он видел, как мелькнули в воздухе руки и ноги. Неосторожных «товарищей» изрядно помяли. Это лишний раз подтвердило наличие непримиримой вражды, она побуждала каппелевцев своеобразно понимать свободу слова.

Познакомился с генералом Молчановым. Сухой, высокий, с глубоко сидящими выразительными глазами. Нервный, с признаками неврастении. Очень храбр. Заботлив в отношении своего корпуса. Своеобразно прост в обращении с подчиненными.

Владивосток. 3 января

Был генерал Вержбицкий – командующий каппелевцами, маленький, бритый, как будто слегка накрахмаленный, с заметным акцентом, в штатском. Внешнее впечатление не яркое. В беседе сдержан, вдумчив, почтителен, без утрировки. Благодарил от имени армии за почин, давший им толчок к движению в Приморье.