Директория. Колчак. Интервенты - Василий Болдырев

Я подробно изложил мою точку зрения на вопрос о пропуске и в то же время напомнил о событиях, связанных с 4–6 апреля.

Тогда я был нужен, и я, не колеблясь, дал свое имя, так как считал это необходимым в интересах Родины и русского дела; сейчас обстановка изменись, и я ни одной минуты не останусь на своем посту, раз возникла хотя бы тень недоверия ко мне со стороны народного представительства, идею которого я глубоко чту.

Я вышел из состава совета управляющих, а 12 декабря покинул и пост командующего сухопутными и морскими силами Приморья318.

«Восемь месяцев тому назад, – писал я в прощальном приказе, – после памятных дней 4–6 апреля, в тяжелые минуты почти полного государственного распада, мне пришлось вступить в исполнение обязанностей по военному и морскому командованию.

В силу особых условий международного характера, Приморье оказалось без армии и с разоруженным флотом.

Пришлось с первых же шагов начать тяжелую и упорную работу за восстановление и сохранение суверенных прав России на армию и флот здесь, на Дальнем Востоке.

Несмотря на все затруднения, удалось сохранить горсточку русских войск; часть боевых судов флота получила возможность выхода в море…

Этот сравнительно небольшой результат тем не менее имел огромное идейное значение, к его достижению приложили свои усилия все высшие начальники, каждый рядовой в армии и каждый матрос во флоте.

Всем им мой прощальный завет:

…все для службы родному народу, непоколебимая верность интересам родной страны…»

Вся эта история с каппелевской армией была немедленно использована правыми группировками. Они оценили затруднительное положение правительства и повели соответствующую работу и в обществе, и в среде самой армии.

Действительно, правительство не учло положения. Вместо того чтобы перед неизбежностью прорыва этой массы людей, которую, кроме естественной нужды, толкало и скрытое содействие посторонних сил, принять меры к ее полному обезврежению и привлечению на свою сторону годных элементов, совет управляющих своим решением возбудил только ненависть к себе и бросил эту массу, которая впоследствии все же сумела выделить до 10 тысяч бойцов, в руки враждебного лагеря, что, несомненно, имело огромное значение для событий, которые произошли затем в мае следующего года в Приморье.

Уход мой был неизбежен и помимо истории с каппелевской армией. С каждым днем становилось все яснее и яснее, что как совет управляющих, так и вообще правительство Медведева доживают последние дни. Медведева почти силой удерживали от заявления о сложении власти и передачи таковой Чите.

Вопрос о признании Читы как Центрального правительства Дальнего Востока приближался к его естественному разрешению. Совет управляющих 18 ноября отложил окончательное решение этого вопроса до возвращения правительственной делегации, ездившей в Читу. Народное собрание пока согласилось с этим решением.

Делегация возвратилась. Ничего существенного к тому, что было уже известно о совершившемся в Чите, она не прибавила.

В совете управляющих опять не получилось определенного поддержанного большинством решения по вопросу о признании ДВР; одно из предложений было отклонено, а два других получили одинаковое большинство.

Вопрос был перенесен на обсуждение народного собрания, одновременно с рассмотрением проекта закона о выборах в Учредительное собрание Дальнего Востока, предложенного Читой.

Ясного отношения к вопросу о признании правительства ДВР требовали и японцы в целом ряде меморандумов (26 и 28 ноября и 1 декабря) на мое имя.

Ими высказывалось опасение, что в случае безоговорочного признания Приморьем Читы они, японцы, впредь до начала официальных сношений с таковой, могут столкнуться с фактами нарушения заключенных Приморьем соглашений с японским командованием.

Нарушение этих соглашений японское командование не считает возможным и будет охранять всеми мерами, о чем заблаговременно и извещает Временное правительство и косвенно, конечно, претендующее на объединяющую роль правительство ДВР.

Кроме того, японское командование заявило, что оно не допустит вывоза в Читу серебра, золота и других ценностей, которые, в силу состоявшихся соглашений, должны находиться в Приморье как обеспечение местного правительства.

Я, вполне сознавая, что народное собрание, в лице его большинства, подготовлено к признанию правительства ДВР, и выступал на состоявшемся решающем заседании скорее «для истории».

Отлично понимая сущность читинского демократизма, оправдывая его политический смысл, я тем не менее сознавал торопливость в распространении его на Приморье. Эту точку зрения я поддерживал в совете и, пользуясь заявлением, сделанным его председателем, что каждый член совета может от своего имени высказать мотивы выдвигаемого им решения, позволил себе воспользоваться трибуной народного собрания.

Я говорил, что приезд членов правительственной делегации не рассеял моих сомнений в вопросе о признании ДВР.

«В строго объективном докладе председателя делегации Бинасика прозвучало, хотя и не совсем определенно, признание, что соглашения в Чите в сущности не произошло… Член делегации Кабцан просто воздержался от доклада, и только член делегации Трупп в своей горячей речи мужественно приоткрыл ту завесу, которая скрывала от нас то, что произошло в Чите…»

А произошло там вот что:

«Владивостокская линия потерпела крушение, собравшиеся в Чите наиболее ответственные и самостоятельные деятели по вопросу об объединении поняли, что им остается одно – встать перед совершившимся фактом, отказавшись от своих первоначальных условий, и искать лишь того или иного подхода к этому факту, отказаться от того гордого права инициативы, на которое они рассчитывали как равноправная договаривающаяся сторона, и, конечно, если бы не исключительность обстановки Приморья, этот подход выразился бы просто в капитуляции перед Читой».

Вероятно, и здесь, так же как и в Чите, «доведенный до отчаяния народ» быстро предрешил бы судьбу народного собрания, и в великой сибирской драме, эпилог которой разыгрывается здесь, у берегов Тихого океана, оказалось бы два одинаковых акта, разыгранных в Чите и Владивостоке. Но этому мешает, как я уже сказал, исключительность здешней обстановки.

Вот, учитывая эту обстановку, строго анализируя ее, надо найти решение, наиболее обеспечивающее интересы Родины и обусловливающее необходимость прекращения братоубийственной бойни, безмерно терзающей страну и народ. Я пока оставлю в стороне международные силы, хотя они тесно связаны, и даже более – являются до известной степени основой того исключительного положения, которое имеется в Приморье, и тем не менее пока остановлюсь исключительно на особенностях наших чисто внутренних.

Что же мы здесь имеем?

Прежде всего, победно шествующий коммунизм, перед которым ясны преследуемые им цели. Он ищет средств для их достижения и, при дружной поддержке даже врагов, таковые находит. Для него все ясно и просто – это определенно звучит в речах ораторов коммунистической партии.