Башня Зеленого Ангела. Том 1 - Тэд Уильямс

Ну, вот теперь и он мешает правду с вымыслом. Но как еще он мог объяснить безумие прошедшего года, чтобы они поняли?

— Мы молились о том, чтобы вы привели к нам союзников, сэр Сеоман, — серьезно сказала Худышка. — Нам было очень страшно.

Саймон посмотрел на ее бледное лицо и увидел, что она сказала правду. Разумеется, их переполняла тревога — означало ли это, что они не радовались, что живы? Получается, не такие уж они и легкомысленные. Возможно, они, как и Джошуа, думали о происходящем и оплакивали погибших.

— Я тоже боялся, — сказал он. — Нам очень повезло.

После его слов воцарилась тишина. Кудряшка поправила плащ, который распахнулся, открыв мягкую кожу шеи. Погода и правда стала теплее, — подумал Саймон. Он стоял неподвижно уже некоторое время, но совсем не замерз. Он посмотрел на небо, словно рассчитывал найти подтверждение того, что зима начала отступать.

— А у вас есть подруга? — неожиданно спросила Кудряшка.

— Кто у меня есть? — переспросил Саймон, хотя прекрасно расслышал ее вопрос.

— Ну… леди, — повторила она, отчаянно покраснев. — Которую вы любите.

Саймон мгновение помолчал, прежде чем ответить.

— На самом деле нет. — Девушки, точно щенята, выжидательно на него смотрели, и Саймон тоже покраснел. — Нет, на самом деле у меня никого нет. — Он так сильно сжал в руке нож кануков, что у него заболели пальцы.

— О! — сказала Кудряшка. — Нам следует оставить вас, чтобы вы вернулись к своему занятию. — Худышка потянула ее за локоть, но она не обратила на нее ни малейшего внимания. — Вы придете вечером к большому костру?

— Какому костру? — Саймон нахмурился.

— Праздничному. Ну и, конечно, мы будем вспоминать и скорбеть о тех, кто погиб. — Она показала на палатки Нового Гадринсетта. — Завтра вечером.

— Я не знал. Да, думаю, приду. — Саймон снова улыбнулся, подумав, что они кажутся вполне разумными, если поговорить с ними немного. — И еще раз спасибо за рубашку, — сказал он Худышке.

Попрощавшись с ним, девушки отвернулись и зашагали вдоль склона, о чем-то переговариваясь и смеясь. Саймон на мгновение разозлился, решив, что они потешались над ним, но быстро успокоился. У него сложилось впечатление, что он им нравился. По его представлениям, именно так вели себя все девушки.

Он посмотрел в зеркало, твердо решив привести бороду в порядок до того, как сядет солнце. Костер… интересно. Стоит ли взять с собой меч?

Саймон задумался над собственными словами. Конечно, он сказал правду, у него действительно не было дамы сердца, хотя, по его мнению, рыцарю полагалась таковую иметь — даже такому, как он. Однако он не мог не думать о Мириамель. Сколько же прошло времени с тех пор, как он видел ее в последний раз? Саймон принялся считать на пальцах месяцы: ювен, анитул, тьягарис, септандер, октандер… почти полгода! Совсем не трудно поверить, что она давно его забыла.

А вот он — нет. В какие-то странные и почти пугающие моменты он не сомневался, что нравился ей не меньше, чем она ему. Ее глаза казались такими огромными, когда она на него смотрела, будто старалась запомнить каждую черту. Неужели он все это навоображал? Конечно, они вместе пережили безумное приключение, в которое просто невозможно поверить, и она совершенно точно считала его другом… но было ли в ее отношении нечто большее?

Саймон вспомнил, как Мириамель выглядела в небесно-голубом платье в Наглимунде, и неожиданно показалась ему настоящим, почти испугавшим его совершенством — ничего общего с оборванной служанкой, которая спала, положив голову ему на плечо. И тем не менее он видел ту же девушку, только в роскошном платье. Мириамель смутилась, когда они встретились во дворе замка, — но он не знал, из-за того ли, что обманывала его или думала, что ее статус станет преградой для их дружбы?

Давным-давно он видел Мириамель на вершине башни в Хейхолте и не мог забыть ее волосы, подобные золотому шелку. Саймон, простой кухонный мальчишка, наблюдал за принцессой и чувствовал себя навозным жуком, смотрящим на солнце. А ее лицо, такое живое и переменчивое, наполненное гневом или озаренное улыбкой, и непредсказуемое, такого он не встречал ни у одной знакомой ему женщины.

Впрочем, бессмысленно о ней думать, — сказал он себе. Совершенно невозможно поверить в то, что она считает его больше, чем приятелем, кухонным мальчишкой, вроде детей слуг, с которыми отпрыски аристократов росли вместе, но быстро забывали, став взрослыми. И, разумеется, даже если он ей действительно нравился, между ними все равно ничего не может быть. Так устроен мир, по крайней мере, этому его учили.

И все же он провел в мире за стенами Хейхолта достаточно времени и видел столько всего странного, что истины, которые втолковывала ему Рейчел, уже не казались незыблемыми. Чем отличаются простые люди от тех, в чьих жилах течет королевская кровь? Джошуа был добрым, умным и честным — однако его брат Элиас оказался чудовищем. Мог ли крестьянин, бросивший свое ячменное поле, вести себя хуже? Что такого священного в крови королей? И тут он вспомнил, что сам Престер Джон родился в семье крестьян — или вроде того.

Неожиданно ему в голову пришла безумная мысль: что, если Элиас потерпит поражение, Джошуа погибнет, а Мириамель не вернется? Тогда кто-то другой станет королем или королевой. Саймон плохо разбирался в том, как устроен мир — по крайней мере, за пределами его собственных приключений за прошедшие полгода. Возможно, в чьих-то еще жилах течет королевская кровь и он предъявит права на Трон из Костей Дракона? Например, Бигарис — или как там его зовут — из Наббана? Или наследник Ллута, погибшего короля Эрнистира? Или старый Изгримнур, если он, конечно, объявится. Во всяком случае, его Саймон уважал.

Мимолетная мысль превратилась в раскаленный уголь. А почему не он, Саймон, как и кто-то другой? Если мир перевернулся с ног на голову и все притязания перестанут иметь силу, когда осядет пыль, почему рыцарь Эркинланда, сражавшийся, как король Джон, с драконом и помеченный его черной кровью, не может занять трон? Разве он не побывал в тайном мире ситхи, разве не дружил с троллями из Иканука? И тогда он будет иметь право претендовать на руку принцессы или вообще кого угодно!

Саймон посмотрел на свое отражение, белую прядь, будто на нее пролили краску, длинный шрам и раздражавшую его неопрятную бороду.

Вы только на меня взгляните, — подумал он и неожиданно громко расхохотался. — Король Саймон Великий! Я мог бы сделать Рейчел герцогиней Наббана или монаха Кадраха —