Хроники Земли Простой - Чингиз Григорьевич Цыбиков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Этот несложный пример достаточно типичного для Главного Нухыра поведения наглядно иллюстрирует, что терпения Бат Бэлигу было не занимать. Но сейчас он чувствовал, что даже его терпению приходит конец. В самом деле, уже два дня как он находился в Билгейтце, а магистр до сих пор не удосужился его принять.
Война войной, думал Бат Бэлиг, а дипломатия дипломатией.
Когда с кем-то имеешь дипломатические отношения, надо вести себя как-то… подипломатичнее, что ли. А то ерунда какая-то получается. Целых триста лет наши державы… хотя, справедливо указал себе Бат Бэлиг, триста лет назад никакой Вентаны тут не было, так что… они ещё и выскочки малолетние, в историческом, разумеется, смысле, подумал Бат Бэлиг.
Единственное, что примиряло хоть как-то с действительностью, так это гостиница. За триста лет на материке в гостиничном деле успели весьма основательно продвинуться. А номера, что шли под категорией «люкс», вообще произвели на Бат Бэлига неизгладимое впечатление. Роскошь по меркам Алхиндэ Бэхаа была императорская. Или очень близкая к императорской.
Сопоставимая, во всяком случае.
Бат Бэлигу, как гражданину государства, долгое время, пусть и не по своей воле, проводившему политику изоляции, было невдомёк, что основу этой роскоши составляли предметы хоть и редкие в Алхиндэ Бэхаа, но достаточно распространённые в Возлеморье.
В дверь постучали.
– Да, – сказал Главный Нухыр, не оборачиваясь, и тут же обернулся. В чужой стране это не у себя дома. Здесь надо оборачиваться, а то мало ли кто там хочет войти.
Дверь чуть приоткрылась, и в комнату заглянул воин дипломатической полусотни.
– Мой господин, – сказал воин, – к вам гость.
– Один? – спросил Главный Нухыр.
– Охрану считать? – спросил в ответ воин.
– Нет.
– Тогда один.
– Пусть войдёт.
– Один?
– Да.
– Охрану считать?
– Да.
Воин ненадолго задумался. Затем взгляд его просветлел.
– Понял, – сказал воин и удалился.
Главный Нухыр принял значительную позу. Дверь распахнулась, в дверной проём церемониальным шагом вошёл всё тот же воин дипломатической полусотни и звучно провозгласил:
– Фабиэс Паклок, председатель комитета внутренних воздействий и внешних противодействий!
Засим в номер как-то непублично вошёл Паклок, недовольно покосившись при этом на звучного воина.
– Здоровья доброго желать вам позвольте, – сказал Паклок и неловко поклонился.
– Моё почтение, – учтиво сказал в ответ Бат Бэлиг, немного удивлённый корявостью слога собеседника – он ведь не знал ещё, что корявость сию Фабиэс Паклок с лихвой искупает деловыми качествами.
– Разговор приватный как бы поиметь неплохо было бы, – сказал Паклок, многозначительно взглянув на Бат Бэлига. Бат Бэлиг кивнул в знак того, что уяснил невысказанную часть просьбы и обратился к воину.
– Лёгкого вина, закусок гостю, – сказал Бат Бэлиг, в душе радуясь, что вот, кажется, и начинается то, ради чего он прибыл в Билгейтц.
Воин отвесил скупой военный поклон и молча удалился.
Бат Бэлиг молча смотрел на посетителя, не без оснований полагая, что если Фабиэс Паклок пришёл сам, то он сам и скажет без понуканий о цели своего прихода. Паклок же испытывал некоторые затруднения, то есть он всегда испытывал затруднения связанные с формулированием своих мыслей, но тут вдобавок и тема предстоящей беседы представлялась ему в высшей степени щепетильной.
– Как у вас там? – наконец задал вопрос Паклок.
– У нас, это в Алхиндэ Бэхаа? – уточнил Бат Бэлиг.
– Да.
– У нас хорошо.
– Это хорошо, – сказал Паклок. В комнату вошёл личный слуга Бат Бэлига, и беседа прервалась на время.
Слуга поставил на стол бутылку, кубки и тарелки с закусками. Старательно сопя, открыл бутылку и наполнил два кубка.
– Можешь идти, – сказал Бат Бэлиг. Слуга удалился.
Прошла ещё минута.
– А-а… – Паклок сделал неопределенное движение рукой, – как у вас в Алхиндэ Бэхаа с эмигрантами?
Бат Бэлиг задумался.
– Да, пожалуй, никак, – сказал он задумчиво. – У нас их нет.
– А вы хотели бы, чтобы они у вас были?
В комнате повисла тишина. К стыду своему, суть предложения Бат Бэлиг уловил не сразу.
– И что они будут у нас делать? – спросил он, пытаясь выиграть время.
Фабиэса Паклока вопрос смутил.
– Жить, – сказал он осторожно. – Богатые эмигранты это, в общем-то, благо для экономики страны.
– Ах богатые, – до Главного Нухыра начала доходить суть предложения. Плохи у них дела, подумал Бат Бэлиг, если они уже думают о спасении своей шкуры. И натянув на лицо самую свою любезную улыбку, ту, что очень не любил Император, Бат Бэлиг сказал: – Разумеется. Почему бы и нет. Конечно, это будет непросто устроить, но вполне возможно.
Паклок успокоился. Разговор входил в деловое русло. И тут за окном пропели фанфары. При их звуке Фабиэс Паклок вскочил со своего кресла.
– Дела призывают меня, но мы встретимся ведь всенепременно, чтобы детально обговорить предмет для нас обоих интересный. И просьба. Пусть приватность разговора нашего останется нерушима.
– Как вам угодно, – сказал Бат Бэлиг, торопливо соображая, что же именно хотел сообщить ему председатель комитета внутренних воздействий и внешних противодействий.
– До свидания, – многозначительно сказал Паклок, поклонился и, беззвучно ступая по полу, вышел прочь.
В комнату вошёл всё тот же воин дипломатической полусотни.
– Любезный, – обратился к нему Бат Бэлиг. – Проводите нашего гостя.
Воин оглядел комнату, и лицо его выразило непонимание.
– Мой господин, а где гость?
– Разве ты его не встретил? – удивился Бат Бэлиг. – Только что, в коридоре.
Теперь лицо воина выразило смятение.
– Никто из вашей комнаты не выходил, – сказал он.
Бат Бэлиг задумался было над загадочными свойствами своего гостя, но спохватился.
– А зачем тогда ты вошёл? – строго спросил он у воина.
– К вам гонец от магистра клана Вентаны. Вас приглашают на приём к двум часам дня.
Бат Бэлиг вытянул за цепочку из-за пазухи луковицу часов. Время было без четверти час.
– Прекрасно, – сказал Бат Бэлиг. – Найдите секретаря, и оденьтесь по-парадному. Мы едем в резиденцию магистра.
Билгейтц расположен классически. С какой бы стороны путник ни ехал, он вынужден проезжать какую-нибудь возвышенность, с которой город открывается во всём своём великолепии. Исключение составляет разве что путь по реке, но Претендент добирался до столицы Вентаны сухопутным путём. Именно поэтому судьбы всех путников он не избегнул, но традицией, предписывавшей при виде Билгейтца замереть в восхищении, Претендент пренебрёг.
Кавалькада летела в Билгейтц, не сбавляя хода, и некому было глядеть на город, застывший в ожидании событий, долженствовавших решить его судьбу.
Впереди