Вавилонские книги. Книга 3. Король отверженных - Джосайя Бэнкрофт

Зная, что он должен что-то сказать и что он, как никто другой, мог бы лучше всего описать жизнь Фердинанда, Байрон произнес краткую, но искреннюю хвалебную речь. Он описал любовь пса к резвости, его отвращение к коврам и абсолютную храбрость перед лицом гораздо более уродливых чудовищ.

Брайон и Эдит вынесли его в порт, соединив руки. Используя расщепленный настил в качестве топлива, они соорудили небольшой костер в ящике, где раньше росли пальмы. Когда птицы затянули яркую утреннюю песню – мелодию, которая, по мнению Байрона, понравилась бы Фердинанду, – они предали его тело огню.

Было бы справедливо сказать, что Эдит встревожил метод, которым Волету пытались привести в чувство. Не прошло и двух недель с тех пор, как Эдит помогла Адаму бежать, спасая его от подарков своего хозяина. Когда Волета оказалась далеко от Сфинкса, Эдит решила, что молодая женщина наконец-то избавилась от его влияния. Как же она ошибалась!

Если бы Эдит присутствовала при принятии решения, она вряд ли позволила бы Охрянику ввести Волете среду Сфинкса, и уж точно не так много ампул. Красную Руку делали сверхагрессивным даже небольшие внутривенные дозы препарата, пока он служил блюстителем в Купальнях. Охряник стал отчужденным и странным с тех пор, как его позвоночник нашпиговали этой дрянью. Учитывая все это, Эдит вовсе не была уверена, что, даже если лечение окажется успешным, к ним вернется именно Волета. Среда Сфинкса, она же кровь времени, искажала совесть и личность непредсказуемым образом.

Эдит смотрела на молодую женщину, лежавшую, как кукла, в постели, – ее губы и веки светились рубиновым светом, – и думала, что лучше бы Волета никогда больше не просыпалась.

Капитан Уинтерс была уверена в одном: Ирен бы ни за что не позволила помешать Охрянику делать инъекции. Нет, амазонка стащила бы луну с неба и прожевала бы ее для припарки, если бы решила, что это вернет Волету. Каким бы отвратительным в конечном счете ни оказался результат, мнение Эдит по этому поводу было чисто субъективным. И в глубине души она благодарила судьбу за то, что ее не оказалось рядом, чтобы сделать невозможное решение еще более трудным.

Капитан Уинтерс могла бы воспользоваться помощью амазонки, но знала, что лучше ее о таком не просить. Кома Волеты приковала Ирен к ее постели. У Эдит не оставалось иного выбора, кроме как поручить Байрону командование мостиком и взять Охряника на короткую, но необходимую экскурсию в город. План огорчил Байрона, но Эдит считала, что им больше не стоит бояться пелфийцев. «Авангард» уничтожил величайший военный корабль кольцевого удела и доказал свое превосходство над обороной города, а экипаж продемонстрировал предел своего терпения. Напасть на капитана сейчас было равносильно самоубийству.

Эдит надела строгий сюртук, любимую потертую треуголку, взяла новую саблю и пистолет. Охряник запротестовал, когда Байрон вручил ему свежую форму, жалуясь на то, что она плохо сидит на нем и не соответствует фигуре. Байрон сказал, что пилот не может ходить голым, как огрызок яблока, и Охряник спросил, не хватит ли банного халата. Тогда капитан Уинтерс, которая была не в лучшем настроении, сказала, что он наденет форму и кляп заодно, если скажет еще хоть одно слово жалобы.

Они сошли на берег и уже почти миновали туннель, ведущий к уделу, когда наткнулись на безмозглую жертву Охряника. Слабоумный солдат сидел, скрестив ноги, на рельсах. Он уставился в кафельный потолок с открытым ртом.

– Почему ты так поступил с ними? – спросила Эдит, не сбавляя шага.

– Я пытался быть полезным, капитан. Я подумал, что вам не помешает команда из четырех-пяти человек, таких же как я. Лучше бы вы их не выпускали. Я мог бы вернуть их обратно.

Охряник сделал это признание довольно легко, хотя Эдит и содрогнулась от ужаса.

– Так вот что ты сделал с Волетой? Попытаться ее вернуть? Превратить в свое подобие?

– Я не стрелял в девушку. Я всего лишь сделал то, что велел мне первый помощник. Если вам хочется это исправить, не сомневаюсь – вы знаете, как поступить, – сказал Охряник.

Эдит намеревалась сообщить бывшему палачу, насколько он ей отвратителен; она хотела сказать, что, если Волета поправится, ему никогда не позволят отравить ее дух или исказить мысли. Она бы заявила, что с нетерпением ждет того дня, когда сможет избавиться от него навсегда, предпочтительно бросив в действующий вулкан. Затем они вышли из туннеля в пустой город, и упрек замер на ее устах.

Улицы оказались совершенно пустынны. В мюзик-холлах и театрах царила тишина, их лампы были приглушены и едва тлели, как угольки. Бурлескные зазывалы спрятали свои табуреты и заперли двери на засов. Все крыши были голыми, как горные вершины. До этой минуты Эдит и не подозревала, что в городе так много штор, жалюзи и ставен. Над ними в тишине журчали газовые струи солнца, похожего на тихого библиотекаря в пустом архиве.

– Думаете, ловушка? – спросил Охряник.

– Нет, я думаю, что это капитуляция.

Когда они наткнулись на первый «Блуждающий огонек», неосвещенный и торчащий из булыжной мостовой переулка, Эдит подумала, что это всего лишь побочный продукт пустых улиц: никого не оказалось рядом, чтобы спуститься в винтообразной кабине под землю. Затем они свернули на широкую улицу, которая вела к площади, как спица к центру колеса, и она поняла, что «Блуждающий огонек» был не одинок. Похоже, то же самое случилось со всеми его собратьями. Насколько хватало глаз, бронзовые колонны торчали из мостовой, как луговые собачки.

Капитан Уинтерс сочла маловероятным, что все предохранители сработали за одну ночь. Она нырнула в открытую кабинку и села. Дверь за ней не закрылась. Она потянула за рычаг, чтобы восстановить цепь и запустить ввинчивающийся спуск, но ничего не произошло. Она повторила попытку дважды. Колонна оставалась неосвещенной и неподвижной. Даже зеркало внутри казалось мертвым и обычным.

– Чувствуете запах дыма? – спросил Охряник.

Эдит сказала, что дым от пожаров в порту, вероятно, просочился внутрь, но пилота это не убедило.

Площадь была не менее пустынна. Тут и там валялись на боку брошенные портшезы. Оброненные перчатки и потерянные туфельки лежали среди разбитого стекла и окурков сигар. Десятки «Блуждающих огоньков» поднялись и здесь, их капители превратились в насесты для птиц. И в самом деле, казалось, что пестрая стая высадилась на площади, воспользовавшись тишиной. Большой желтогрудый попугай доминировал на ближайшей к ним тумбе. Когда они прошли под ним, птица расправила бирюзовые крылья и закричала:

– Приди, Король Ходов! Приди, Король Ходов!

Фраза эхом прокатилась по площади, усиленная криками сотен других ара, разоравшихся посреди необитаемых улиц. Хотя это и казалось лишь мелким хулиганством, от их негодующих воплей у Эдит мурашки побежали по коже.

– Смотрите! – сказал Охряник, указывая на завиток дыма, поднимающийся над зеленой шелковой изгородью Придворного Круга.

Они обнаружили, что витые железные ворота распахнуты настежь. Внутри животные покинутой карусели застыли в прыжке, их парад вокруг белой пирамиды завершился. Из потемневшей двери монумента шел дым. Золотые буквы над перемычкой теперь покрывала копоть.