Немного ненависти - Джо Аберкромби

– Ваша светлость! Я лорд-камергер Хофф, сын лорда-камергера Хоффа.

Он помедлил, словно ожидая услышать взрыв смеха. Его не последовало. Разумеется, бюрократы были досадной необходимостью, как сортиры, но это не значило, что Лео должен их любить. Особенно когда бюрократия становится семейным бизнесом.

– Позвольте вам представить…

– Бремер дан Горст! – Разумеется, ему теперь предстояло познакомиться с разными важными людьми, но есть что-то особенное во встрече с героем своего детства. Лео мог часами слушать истории, которые рассказывал ему отец о подвигах этого человека в битве при Осрунге, впитывая каждое слово. Как он в одиночку отразил натиск противника на мосту; как он возглавил последнюю атаку на холм Героев, прорубаясь сквозь северян, словно забойщик сквозь стадо овец. – Я однажды видел, как вы сражались с тремя противниками на показательном выступлении!

Не обращая внимания на лорда-камергера, Лео схватил силача за руку. Его ждал неприятный сюрприз. «Можно многое сказать о человеке по его рукопожатию», – всегда говорил Лео отец. Рука Горста оказалась поразительно вялой и безвольной.

– Я бы не советовал повторять это в реальном сражении.

Голос Горста был еще более шокирующим, чем его рукопожатие. Лео едва мог поверить, что столь мощная шея может породить настолько женоподобные вибрации.

– Кажется, мне говорили, что мы родственники? – продолжал он, когда они начали садиться на лошадей. – Впрочем, какая-то седьмая вода на киселе.

Свою палку Лео бросил Юранду. Будь он проклят, если позволит себе выглядеть инвалидом в глазах человека, перед которым так преклонялся! Он настоял на том, чтобы самому взобраться в седло, невзирая на боль в ноге, в животе, в боку, в плече.

– Как поживает… ваша матушка? – послышался странно писклявый голос Горста.

– Жива и здорова, – удивленно ответил Лео. – Рада, что война закончилась. Она возглавляла наши силы, когда на нас напали северяне…

Тут он подумал о том, в каком свете это его выставляет.

– По крайней мере, она давала мне превосходные советы, – поспешно добавил он.

– Она всегда была очень понимающей.

– Я знаю, что вы спасли жизнь моему отцу при Осрунге, он всегда любил рассказывать эту историю. Но я понятия не имел, что вы были знакомы и с моей матерью тоже.

Горст несколько уязвленно взглянул на него.

– Мы были хорошими друзьями… одно время.

– Вот как. – Впрочем, Лео потратил достаточный кусок своей жизни, беспокоясь о чувствах матери. Он резко сменил тему: – Я был бы ужасно рад потренироваться с вами, раз уж я здесь, но… боюсь, я не совсем в форме. Может быть, вы позволили бы мне понаблюдать?

– Увы, так много дел требуют внимания вашей светлости! – Лорд-камергер без приглашения просочился в их разговор. – Его величеству не терпится лично приветствовать вас!

– Что ж… я, разумеется, всецело в распоряжении его величества.

Лео тронул шпорами своего коня и пустился шагом вслед за двумя знаменосцами.

– Как и мы все, ваша светлость. Впрочем, сперва его преосвященство архилектор хотел бы обсудить с вами предстоящее торжество в вашу честь.

– С каких это пор инквизиция занимается устройством парадов?

Лорд-камергер осторожно откашлялся.

– Ваша светлость вскоре обнаружит, что не многое в Адуе происходит без одобрения архилектора Глокты.

* * *

Один из двух штандартов, которые несли перед Молодым Львом и его торжественным шествием, запутался в бельевой веревке, так что им всем пришлось сидеть в своих великолепных седлах, ожидая, пока его выпутают. Самого Лео было почти не видно за лебезящей толпой разряженных жополизов. Даже Юранда и Гловарда оттеснили в задние ряды, и с каждым поворотом они отдалялись все дальше и дальше. Похоже, фальшивое восхищение незнакомых людей значило для Лео больше, чем его друзья, его родные или его любовница. Если она все еще была его любовницей. Если она вообще ею когда-нибудь была.

Брови Рикке взлетели на лоб: из боковой улицы показалась целая колонна темнокожих солдат под сверкающими золочеными флагами, держа копья на изготовку. Только когда одна из повозок проехала прямо сквозь них, она поняла, что на самом деле никаких солдат здесь не было.

– Клянусь мертвыми!

Она прикрыла ладонью левый глаз: он был горячим, чесался и саднил так, что ныли зубы.

– По-прежнему видишь всякое? – вполголоса спросила Изерн, весело чавкая своей чаггой. – Прими это как доказательство того, что луна особо тебя отметила, и возрадуйся.

Рикке все больше чувствовала ностальгию по тем временам, когда люди просто считали ее сумасшедшей.

– Если это значит быть особенной, я бы предпочла быть самой обыкновенной.

– Что скажешь, мы все хотим того, чего у нас нет.

– И это все? Я-то думала, ты здесь, чтобы помочь мне с моим Долгим Взглядом!

– Я сказала, что постараюсь понять, есть он у тебя или нет, а потом помогу его открыть. После этой битвы и поединка уже всем понятно, что он у тебя имеется и что он открыт шире некуда. – Изерн ухмыльнулась ей. – Никто не говорил, что я смогу сделать так, чтобы эта пакость закрылась.

– Просто великолепно, мать твою так, – пробормотала Рикке, понукая свою лошадь в надежде отыскать местечко, где можно было бы продохнуть.

Впрочем, в этом треклятом городе это было не так-то просто. Во имя мертвых, ну и воздух! Душный, липкий, полный странных запахов. В ее глотке першило, дыхание перехватывало, глаза слезились, словно от потухающего костра. А шум! Болботание на десятке незнакомых языков, мольбы, крики, драки, все пихают друг друга, стремясь куда-то дальше, словно бесконечно куда-то опаздывают. Лязг молотков, скрип колес, треск огней, и всего этого так много, что все звуки сливаются в сплошной низкий гул, от которого дрожит земля. Как будто сам город живой – и мучается, злится, отчаянно пытаясь освободиться от заполонившей его человеческой заразы.

– Какой прогресс!

Снова Байяз. Он окинул одобрительным взглядом огромные стройки по обеим сторонам дороги, с их возвышающимися подъемными кранами и путаницей веревок и лесов, на которых кишели перекрикивающиеся рабочие.

– Трудно поверить, насколько все изменилось за такое короткое время! Взять этот район, Три Фермы – я помню, когда здесь действительно были три фермы! И они стояли довольно далеко от городских стен. Город прорвался за эти стены, и тогда построили новые, и он прорвался и за них тоже, и теперь Три Фермы так застроены мануфактурами, что во всем округе не найдешь и клочка травы! Сплошь железо и камень.

Рикке смотрела, как одна из лошадей впереди задрала хвост и опросталась на мостовую. Этого добра на улицах по-прежнему было навалом.

– Железо и камень! Что в этом хорошего?