Магос: Архивы Грегора Эйзенхорна - Дэн Абнетт

Там, в темноте, что-то замерцало и задрожало. Затем появилось свечение, поначалу алое и тусклое, но постепенно становившееся все более ярким и светлым.

Отработанный прометий, столетиями копившийся в основании башни, вспыхнул.

Огонь горел уже какое-то время. Поначалу он был далеко, где-то там, внизу, в темноте, где никто бы не смог его разглядеть. Просто тусклое красное свечение посреди черноты. Казалось, что он никогда не станет сильнее, не разгорится. Казалось, что он просто прогорит и угаснет.

Но огонь обманывал человека с тех самых пор, как был подарен ему богами, — или с тех пор как человек украл его. Разные легенды рассказывают об этом по-разному. Единственное, в чем сходятся все, — пламя склонно к предательству, оно жжет человеческие руки с той секунды, как они впервые к нему прикоснулись. Стоит только решить, что пламя угасло, как оно тут же воскресает и обрушивается всей своей яростью, внезапно оказываясь неостановимым, всепоглощающим и слишком сильным, чтобы с ним бороться.

Так и с этим огнем. Едва заметное свечение обернулось пылающим адом, и словно из ничего за один удар сердца возник ревущий пожар — вездесущий, всепоглощающий и оставляющий после себя лишь пепел.

Жар окутал человека, сжимая его в своих тисках. Его кожа покрылась пузырями и начала отслаиваться, осыпаясь хлопьями, а кости стали плавиться и спекаться друг с другом.

Он по-прежнему слышал постоянный рокот Ткача, уносящийся куда-то в вечность, несмотря на окутавшее все вокруг пламя. Но и механический шум машины, и рев пламени заглушались голосами. Пощелкивающими перешептываниями. Будто триллионы невидимых насекомых одновременно решили затянуть свои песни где-то на задворках разума.

Он не мог больше терпеть. Огонь начал поглощать его тело. Дверь в комнату была открыта, и сквозь нее пробивался солнечный свет. Его лучи, хоть и яркие, казались прохладными по сравнению с пламенем, охватившим его с головы до ног.

Человек поднялся и потянулся к свету. Он поднял свое пылающее тело с грубой койки в попытке схватить пальцами лучи.

— Не двигайтесь, — мягко сказал некто, закутанный в рясу.

— Я горю… — прохрипел человек.

— Это Терзание, — сообщил ему незнакомец. — Мне жаль, но таковы симптомы. Мы пробовали все, что есть в нашем распоряжении, чтобы облегчить муки. Стазисные поля. Ледяные ванны. Наркотики. Искусственная кома. Другие несчастные говорили, что болезнь жжет их даже во снах.

— Это сон? — спросил человек. Его голос шелестел, будто сожженная бумага, разлетающаяся прахом по ветру.

— К сожалению, нет, — ответил незнакомец в рясе. — Лягте обратно. Вы слишком слабы.

— Мне нужно встать, — сказал человек и поднялся на ноги.

Тот, в мантии, протянул руку, чтобы его поддержать.

«Почему же ты не обжигаешься? — подумал человек. — Я же горю, а ты дотрагиваешься до меня, кладешь руку на пылающую плоть. Почему ты не горишь вместе со мной?»

Он заковылял к открытой двери. Человек в рясе поддержал его.

— Я не знаю вашего имени, — сказал он. — Вас к нам доставили уже… в таком состоянии. Документов не было. Сейчас вы заговорили в первый раз за все время.

— Я… Меня зовут… Грегор. Грегор Эйзенхорн.

— Я сделаю все, чтобы вам помочь, Грегор Эйзенхорн, — мягко сказал незнакомец.

Они вышли наружу, на свет. Влажный воздух. Темно-синее небо над головой. Ветер доносил запах моря. За старой каменной оградой виднелись густые зеленые заросли — опушка джунглей, раскинувшихся у основания вулкана вдали. Его очертания казались размытыми из-за жары.

Стрекот насекомых стал громче. Бесчисленные насекомые перекликались в гуще леса за древними стенами.

— Где мы? — спросил Эйзенхорн, щурясь от яркого солнца. — Это все еще Кештре?

— Я не знаю, о чем вы говорите, — сказал незнакомец. Его ряса была ослепительно-белой, а кожа — очень темной. — Никогда не слышал о таком месте. Вы там живете?

— Значит… я опять прошел через складку? Это очередной сумрачный карман?

— Мне жаль, друг мой, но я не понимаю терминов, которые вы используете. Грегор, у вас такой жар, что термометры зашкаливают. Думаю, у вас галлюцинации. Галлюцинации и помутнение рассудка. Вы подхватили болезнь — очень тяжелую, увы. Ее называют Чумой Ульрена. Смешение мыслей — один из ее симптомов. Вам необходимо вернуться в постель.

Эйзенхорн посмотрел на него:

— Ты — один из людей Гоблеки?

— Я не знаю этого имени, Грегор.

— Ты врач? Медике?

— Я забочусь о тех, кто сюда попадает, — ответил незнакомец. — Меня зовут Баптрис.

Эйзенхорн обвел взглядом сад. Его голос привлек внимание трех медсестер в ослепительно белых рясах и накрахмаленных двурогих головных уборах, и они с подозрением косились на него. Сурового вида старик сидел в кресле у стены. Он был обнажен, однако на его груди висел потрепанный патронташ. Левую руку сплошь покрывали давние шрамы. Старик засовывал латунные гильзы в петли патронташа, а затем вынимал их обратно, каждый раз пересчитывая:

— …Шесть, семь, восемь… шесть, семь, восемь.

— Что это за место? — спросил Эйзенхорн.

— Хоспис святого Бастиана.

— На… Цимбал Йота?

— Да, — кивнул Баптрис. — Значит, вам известно, где мы находимся?

— Какой… год? Какой сейчас год, уважаемый?

— Грегор, сейчас третий год Дженовингской кампании и…

Эйзенхорн выдернул свою руку из хватки Баптриса и вышел на лужайку. Как же громко стрекочут эти насекомые!

— Грегор? — позвал Баптрис. — Вы разумны. Я никогда не видел, чтобы пациенты, настолько сильно пораженные Терзанием, сохраняли разум. Я бы хотел, чтобы вы кое с кем поговорили, если, конечно, в силах. Он смог бы очень многое от вас узнать.

— С кем? — спросил Эйзенхорн.

— Его фамилия Сарк, — ответил Баптрис.

— Дрэйвен Сарк?

— Нет, — нахмурился человек в рясе. — Лемюаль Сарк. Старший администратор-медика Лемюаль Сарк. Он как раз здесь с визитом. Его специальность — Материа Медика и…

— Я хочу уйти, — заявил Эйзенхорн.

— Я не могу этого позволить, — грустно покачал головой Баптрис.

— Зачем ты мне это показываешь? — спросил инквизитор.

— Показываю… что? — не понял Баптрис.

Но Эйзенхорн обращался не к нему. Он смотрел на собственные руки. Руки старика, изборожденные шрамами, грязные от сажи и машинного масла. Руки, покрытые желтыми пузырями от пламени, постепенно поглощавшего его.