Разбойники Сахары. Пантеры Алжира. Грабители Эр-Рифа - Эмилио Сальгари

Он чувствовал, что графиня должна была быть где-то неподалеку, сердце подсказывало ему это.

Вдруг он резко поднялся и прикусил губу до крови, потому что крик рвался у него из груди.

Он заметил в конце безлюдной аллеи огромных деревьев, бросавших густую тень, фигуру женщины, одетой в нечто похожее на кафтан из белой полупрозрачной ткани, расшитой золотом.

Нимало не заботясь о том, что его может увидеть какая-нибудь беслем или рабыня, барон вскочил на ноги так, как не могла бы вскочить девушка, еще мгновение назад казавшаяся робкой и боязливой. К счастью, на аллее, находившейся немного поодаль, никого не было. За огромными стволами деревьев почти не слышны были ни звуки тамбуринов и теорб, ни взрывы смеха.

Барон бросился вперед. Девушка, увидев, что он бежит к ней не разбирая дороги, прижалась к стволу дерева.

— Ида! — воскликнул он приглушенно, когда оказался рядом. — Да хранит тебя Господь!

Графиня вскрикнула и помертвела. Как бы ни казались ей необычными одежды и лицо прекрасной незнакомки, в облике которой предстал перед ней барон, голос его она узнала сразу.

— Ида! — повторил барон.

— Вы… Карл… нет… это невозможно! Я сплю! Ах! Этот голос! Кто вы?

Барон вместо того, чтобы ответить, отвел ее в заросли невысоких бананов с огромными листьями. Там они могли укрыться от чужих взглядов.

Графиня послушно следовала за ним.

— Посмотрите на меня! — сказал барон, сжимая в объятиях любимую девушку. — Посмотрите на меня! Вы меня не узнаете?

— Карл! Карл! — прошептала девушка, вместе плача и смеясь. — Вы! Ты!

— Тише, Ида, нас могут услышать, здесь я для всех женщина.

Графиня положила руки на плечи барона и молча, чуть дыша, смотрела на него. Кровь отлила у нее от щек, она побледнела и почти потеряла сознание. Рыдание вырвалось у нее из груди, и это спасло ее от ужасных последствий, которые могли бы повлечь их гибель, если бы их застал какой-нибудь подозрительный евнух.

— Тише, Ида, — шептал барон, — нас подстерегает множество опасностей, смерть угрожает нам со всех сторон.

— Ты… Карл, — рыдала графиня, — а я думала, что ты погиб! Зулейк мне сказал.

— Несчастный! — вскричал барон. — Но он тебя не получит, все готово для твоего побега. Если будет на то воля Божья, сегодня вечером мы убежим из Касбы, а завтра будем далеко от Алжира.

— Мой бедный друг, не питай напрасных надежд и не пытайся обмануть меня. Ты не знаешь Касбы.

— Мы убежим, я обещаю тебе, Ида.

— Как бы мне хотелось расспросить тебя обо всем! Ты здесь! Я все еще сплю и боюсь проснуться.

— Время слишком дорого. Мы не можем терять ни минуты. Я прошу тебя собраться с силами. Мне не удастся долго продолжать этот обман. Меня могут разоблачить, понять, что я мужчина, а ты знаешь, как мало стоит здесь жизнь христианина.

— Ты пугаешь меня, Карл. Я не хочу расставаться с тобой, даже если мне самой придется заколоть кинжалом евнухов.

— Вот теперь передо мной моя отважная хозяйка замка, которая могла сражаться с берберами. Господь с нами, мы выдержим это последнее испытание. Ты знаешь западную башню?

— Да, Карл. А почему ты спрашиваешь?

— Мы должны бежать оттуда.

— Когда?

— Сегодня ночью. Я не знаю, как к ней подобраться, но смогу найти дорогу.

— Я тебя проведу. У меня здесь есть кое-какие защитники, и никто не может запретить мне, беслем, пригласить тебя в мою комнату. Я узнаю, где поместили тебя, и зайду за тобой.

— А мы сможем попасть в западную башню так, чтобы нас никто не заметил?

— Я хорошо знаю гарем, мы пройдем по галерее голубых кристаллов. Ах! Я совсем забыла о страже!

— О какой?

— О той, что ночью охраняет вход в галерею.

— В моем сундуке есть оружие, и в решающий момент моя рука не дрогнет, — сказал барон.

— Но нам придется спуститься с башни.

— Я обо всем подумал, Ида.

— Будем надеяться, Карл. За нами могут следить. Здесь и стены, и растения имеют уши.

— Ты сумеешь прийти в мою комнату?

— Я буду у тебя до того, как прозвонит ночной колокол. Боже мой! Я увидела его! А ведь считала его мертвым! Ах! Мой Карл!

— Молчи, Ида! — прошептал барон.

По аллее двигалась группа девушек в сопровождении негритянок, которые играли на теорбах и тамбуринах и пели какие-то дикие песни. Барон потихоньку зашел поглубже в заросли бананов и притворился, что срывает спелые плоды, а графиня, завернувшись в покрывало, присоединилась к стайке веселых беслем.

— Если они ни о чем не заподозрят, все будет хорошо, и завтра мы будем в море, в полной безопасности от предателя Зулейка и берберов, — прошептал барон. — Почему при звуке этого имени кровь у меня закипает в жилах даже в этот чудный миг? Почему я должен сегодня всего бояться?

Он остановился, захваченный врасплох неожиданным приступом ужаса, проникшего в его душу, потом обогнул заросли и подошел к тамаринду, в тени которого его новые подруги все еще слушали старую негритянку.

Казалось, никто не обратил внимания на его отсутствие, которое, впрочем, продлилось всего несколько минут.

Графиня отыскала его и устроилась неподалеку вместе с другими беслем, которые развлекались тем, что брызгали друг на друга душистой водой из флаконов и подзывали лебедей, протягивая им зерна и съедобные коренья. Она поглядывала на него, делая ему знаки украдкой, как будто пыталась уверить его, что бояться нечего.

Между тем рабыни в сопровождении множества евнухов с корзинами с разнообразной снедью начали подавать ужин. Огромные тепсе, подносы из позолоченного серебра, стояли перед каждой группой, а негритянки разносили мороженое, сладости, кувшины с кофе и душистые сигареты.

Полулежа на коврах и подушках или даже просто на траве в последних закатных лучах кадине, одалиски, фаворитки и беслем жевали белыми зубками пастилки маджума, которые погружали их в легкое сладостное опьянение, и сладости с душистыми и маслянистыми приправами, а рабыни зажигали вокруг них позолоченные курильницы, в которых дымился порошок алоэ и сандала.

Они смеялись, болтали, шутили, довольные тем, что могут разогнать скуку, которую не могли победить ни восточная роскошь, ни великолепие двора, ни изысканные удовольствия.

Барон потихоньку, осторожно перебрался поближе к графине, которая находилась в кружке, образовавшемся вокруг первой кадине, самой влиятельной женщины гарема, которую все боялись. Только великая валидэ, мать бея, могла сравниться с ней в могуществе и влиянии.

Ида, хотя и была заметно возбуждена, старалась казаться более веселой, чем обычно, и громко смеялась вместе с товарками. Но иногда она вдруг замолкала и замирала на