Леопард - Ю Несбе

Тони перевел дух.

— Он задумал сделать со мной то, что я сам припас для него. Похоронить заживо, засадить в тюрьму пожизненно. Но как он узнал? Наверное, он приглядывал за Ховассхюттой и прослышал, что там произошло. Возможно, он знал, что я жив, и какое-то время следил за мной на расстоянии. Ведь после нашей помолвки в светской прессе стали печатать мои фотографии, а в такие журналы даже отец иногда заглядывал. Но ему бы понадобился сообщник, ведь он не мог, например, приехать в Осло и проникнуть в мой дом или сфотографировать Аделе с ножом в горле. Или все-таки мог? Я выяснил, что этот изворотливый козел покинул хутор. Но он не знал, как хорошо я изучил те места, пока искал тело матери. Лучше, чем он. Я нашел его в «Пасти», в туристической хижине. И радовался, как дитя. Но меня постигло разочарование.

Шелест шелковой ткани.

— Пытая его, я не получил того удовлетворения, на которое рассчитывал. Этот слепой чурбан меня даже не узнал. Хотя не это самое страшное. Я-то хотел, чтобы он увидел, что я стал тем, кем он так и не смог стать. Увидел мой успех. Хотел унизить его. А он увидел во мне свое отражение. Убийцу. — Он вздохнул. — И до меня постепенно стало доходить, что никакого сообщника у него не было. А в одиночку он бы не справился, слишком он был жалок, труслив, напуган. Вызвав лавину, я едва не впал в панику. Потому что теперь знал наверняка: это был кто-то другой. Невидимый охотник, который затаился в темноте и дышит в такт моему дыханию. Мне надо было скрыться. Бежать из страны. Туда, где меня не найдут. И вот мы здесь, дорогая. На краю джунглей размером с Западную Европу.

Лене передернуло.

— Зачем это, Тони? Зачем ты мне это… рассказываешь?

Она почувствовала его руку у себя на щеке.

— Потому что ты заслуживаешь этого, дорогая. Твоя фамилия Галтунг, и ты, когда умрешь, удостоишься длинной надгробной речи. Вот я и считаю, что будет правильно, если ты узнаешь обо мне все, прежде чем дашь ответ.

— Какой ответ?

— Ответ на вопрос, согласна ли ты выйти за меня замуж.

У нее закружилась голова.

— Согласна ли я…

— Открой глаза, Лене.

— Но я…

— Открывай, я сказал.

Она сделала, как он велел.

— Это тебе, — сказал он.

Лене Галтунг хватала ртом воздух.

— Оно золотое, — добавил Тони. Солнечный свет мягко отражался в кусочке желто-коричневого металла, лежавшем на листке бумаги перед ними. — Я хочу, чтобы ты его надела.

— Надела?

— Разумеется, после того как поставишь подпись под нашим брачным контрактом.

Лене заморгала. Ей хотелось проснуться, чтобы этот кошмар наконец рассеялся. Изуродованная рука протянулась через стол и накрыла ее руку. Она взглянула на чудовище в бордовом шелковом халате.

— Знаю, о чем ты думаешь, — сказал он. — Денег, которые ты привезла, хватит ненадолго, но брак дает мне определенные права на наследство, когда ты умрешь. Ты думаешь, не собираюсь ли я тебя убить. Я прав?

— А ты собираешься?

Тони тихо рассмеялся и сжал ее руку.

— А ты собираешься мне помешать, Лене?

Она помотала головой. Ей всего лишь хотелось быть кому-то нужной. Ему. Словно во сне она взяла ручку, которую он ей протянул. Поднесла ее к бумаге. Слезы попали на подпись, чернила расплылись. Он потянул листок к себе.

— Прекрасно, — сказал он, подул на него и кивнул на журнальный столик. — А теперь давай, прими мой дар.

— Что ты имеешь в виду, Тони? Это же не кольцо.

— Я имею в виду, что ты должна открыть рот, Лене.

Харри моргнул. С потолка свешивалась одинокая лампочка. Он лежал на кровати, на спине. Голый. Тот же сон, только теперь он не спал. Над изголовьем в стене торчал гвоздь, а на гвоздь была насажена голова Эдварда Мунка. Норвежская купюра. Он разинул рот так широко, что казалось, сломанная челюсть вот-вот лопнет, но все равно давило ужасно, череп раскалывался от боли. Он не спал. Кетаномин уже не действовал, а при такой боли не заснешь. Как давно он здесь лежит? И сколько времени еще пройдет, прежде чем от боли он потеряет рассудок? Харри осторожно повернул голову и огляделся. Он по-прежнему был у ван Боорста, и он был один. Его не связали, и при желании он мог даже встать.

Он проследил глазами за проволокой, привязанной к ручке входной двери: она шла через всю комнату к стене позади него. Он осторожно повернул голову в другую сторону. Проволока проходила через скобу в каменной стене, а оттуда тянулась к его рту. Леопольдово яблоко было привязано намертво. Дверь открывалась так, что первый, кто за нее потянет, выпустит иглы, которые изнутри пронзят Харри голову. То же самое произойдет, если он будет двигаться слишком активно.

Харри засунул пальцы в уголки рта. Почувствовал шипы. Попытался надавить на один из них снизу. Безуспешно. Он почувствовал, что приближается приступ кашля, и в глазах у него почернело, когда он не смог дышать. До него дошло, что из-за шипов гортань распухла, и вскоре он может задохнуться. Проволока, привязанная к дверной ручке. Отрезанный палец. Случайность или же Тони Лейке знаком со Снеговиком? И задумал его превзойти?

Харри пнул стену ногой и заорал, напрягая голосовые связки, но металлический шарик заглушал крик. Он сдался. Прислонился к стене, стараясь не замечать боль, и сжал зубы. Где-то он читал, что человек может кусаться почти так же сильно, как акула. Но все равно ему удалось только чуть-чуть вдавить шипы, а потом они опять заставили его раскрыть рот. Такое ощущение, что они пульсируют, словно у него в пасти бьется живое железное сердце. Он потрогал шнур, тянущийся изо рта. Все инстинкты твердили, что он должен дернуть за него, вытянуть этот шар. Но ему показывали, что тогда произойдет, он видел фотографии с места преступления. Если бы он не видел…

И в этот самый миг Харри понял. Понял не только, как будет умирать он сам, но и почему умерли другие. И зачем это понадобилось. Абсурд, но ему стало смешно. Все так дьявольски просто. Так дьявольски просто, что придумать такое мог только дьявол.

Алиби Тони Лейке. Никакого сообщника у него не было. Вернее, его помощниками стали сами жертвы. Когда Боргни и Шарлотта очнулись в полном одиночестве, после того как их накачали наркотиком, они и понятия не имели, что у них во рту. Боргни заперли в подвале. Шарлотта была снаружи, но проволока тянулась от ее рта к багажнику разбитого автомобиля, и, сколько она ни скреблась и ни билась о крышку багажника, он так и не открылся. Никто из них не мог выбраться из того места, где оказался, и, когда боль становилась невыносимой, они поступали вполне предсказуемо. Дергали за шнурок. А если бы они знали, что произойдет? Отступила бы боль перед надеждой, надеждой на то, что, потянув за шнурок, они загонят шипы назад в этот загадочный шарик? И пока девушки медленно, но верно поддавались сомнению и в конце концов совершали неизбежное, Тони Лейке был далеко — ужинал с инвесторами или делал доклад, совершенно уверенный, что жертвы за него довершат начатое. И тем самым обеспечат ему непоколебимое алиби на момент убийства. Строго говоря, он их даже и не убивал.