Жуков. Маршал на белом коне - Сергей Михеенков

В начале 1945 года Геббельс записал в своём дневнике: «Генштаб представляет мне книгу с биографическими данными и портретами советских генералов и маршалов. Из этой книги нетрудно почерпнуть различные сведения о том, какие ошибки мы совершили в прошедшие годы. Эти маршалы и генералы в среднем исключительно молоды, почти никто из них не старше 50 лет. Они имеют богатый опыт революционно-политической деятельности, являются убеждёнными большевиками, чрезвычайно энергичными людьми, а на их лицах можно прочесть, что они имеют хорошую народную закваску.

Я сообщаю фюреру о представленной мне для просмотра книге генштаба о советских маршалах и генералах, добавляя, что у меня сложилось впечатление, будто мы вообще не в состоянии конкурировать с такими руководителями. Фюрер полностью разделяет моё мнение. Наш генералитет слишком стар, изжил себя».

Сталин же в этот период был уже больше обеспокоен послевоенным устройством страны. Военным в том скором будущем отводилась весьма скромная роль. Та власть, которую он им постепенно отдал и которую маршалы сами забирали в свои руки так же постепенно, от битвы к битве, всё больше и больше, тем не менее имела очень чётко обозначенный предел, и Сталин постоянно следил, чтобы никто не посмел его нарушить. Победа была близка, и она положит конец чрезмерной, как казалось Сталину и его окружению, власти военных. Войска Жукова стояли на расстоянии одного броска от финала великой трагедии XX века. Сценарий финальных сцен лежал на кремлёвском столе у Верховного.

Двадцать девятого марта Жукова вызвали в Ставку. Полетел самолётом. Но погода была такой, что пилот дальше Минска лететь не осмелился. Из Минска в Москву Жуков ехал поездом.

Вечером ему позвонил Сталин и попросил зайти.

В кабинете Верховный был один. Усталый после только что закончившегося совещания ГКО, он молча подал руку и сказал:

— Немецкий фронт на западе окончательно рухнул, и, видимо, гитлеровцы не хотят принимать мер, чтобы остановить продвижение союзных войск. Между тем на всех важнейших направлениях против нас они усиливают свои группировки. Вот карта, смотрите, последние данные о немецких войсках.

Жуков понял, что Сталин снова разговаривает с ним не как с комфронта. Он хочет знать его видение общей картины, всего поля боя, в том числе и на фронтах союзников.

Сталин слушал внимательно, не перебивал, не переспрашивал. Казалось, доклад маршала подтверждал некие его собственные размышления и планы. Он разорвал две папиросы «Герцеговины флор», набил трубку и раскурил. Когда Жуков закончил доклад, сказал:

— Думаю, что драка предстоит серьёзная…

Жуков молчал.

— А как вы расцениваете своего противника? — И Верховный, сужая тему и уточняя задачу своего собеседника, ткнул чубуком трубки в сектор Берлина. — Того, который находится на берлинском направлении?

Жуков разложил свою фронтовую карту с нанесёнными последними разведданными, с построением порядков оперативно-стратегической группировки немецких войск перед линиями 1-го Белорусского фронта и соседями справа и слева. Пояснил, что, по данным разведки, противник здесь, непосредственно в районе Берлина, имеет четыре армии, в составе около девяноста дивизий, 14 из которых танковые и моторизованные, а также 37 отдельных полков и 98 отдельных батальонов.

Последние исследования и публикация ранее неизвестных документов свидетельствуют о том, что Берлин на самом деле прикрывала группировка несколько иного состава и довольно малочисленная. Но достаточно сильная. Гитлер поставил перед ней задачу устроить русским здесь, у стен последней германской крепости второй Ржев. «Я требую, чтобы вся группа армий, — приказывал Гитлер 30 марта 1945 года, на следующий день после разговора Жукова со Сталиным, — от командующего до последнего солдата, понимала, что успех в грядущей битве может быть обеспечен духом энергичной обороны и фанатичным упорством. Сражение за Берлин обязано и будет решающей победой в обороне». Ассоциации с неприступным Ржевом усиливало то обстоятельство, что на пути русских войск перед Берлином на Зееловских высотах стояла 9-я армия. Как впоследствии оказалось, эти ассоциации были призрачными. Ни той 9-й полевой армии, которая стояла в 1942–1943 годах в русских полях подо Ржевом и которой в то время командовал «гений обороны» генерал Модель, ни тех возможностей и резервов, ни широты манёвра, — ничего этого Гитлер уже не имел. Да и 9-я армия была уже другой, сформированной из остатков великого похода, обернувшегося для германского рейха катастрофой.

Перед защитниками Берлина стояла тоже другая армия, и остановить её могло только немыслимое.

— Когда наши войска могут начать наступление? — спросил Сталин, выслушав доклад Жукова.

— 1-й Белорусский фронт может начать наступление не позже чем через две недели. 1-й Украинский фронт, видимо, также будет готов к этому сроку. 2-й Белорусский фронт, по всем данным, задержится с окончательной ликвидацией противника в районе Данцига и Гдыни до середины апреля и не сможет начать наступление с Одера одновременно с 1-м Белорусским и 1-м Украинским фронтами.

— Ну что ж, — сказал Сталин, — придётся начать операцию, не дожидаясь действий фронта Рокоссовского. Если он запоздает на несколько дней — не беда.

Сталин подошёл к письменному столу и из стопки бумаг достал письмо:

— Вот, прочтите.

Из «Воспоминаний и размышлений»: «Письмо было от одного из иностранных доброжелателей. В нём сообщалось о закулисных переговорах гитлеровских агентов с официальными представителями союзников, из которых становилось ясно, что немцы предлагали союзникам прекратить борьбу против них, если они согласятся на сепаратный мир на любых условиях. В этом сообщении говорилось также, что союзники якобы отклонили домогательства немцев. Но всё же не исключалась возможность открытия немцами путей союзным войскам на Берлин.

— Ну что вы об этом скажете? — спросил И. В. Сталин. И, не дожидаясь ответа, тут же заметил: — Думаю, Рузвельт не нарушит ялтинской договорённости, но вот Черчилль, этот может пойти на всё».

После Ялтинской конференции в феврале 1945 года, где Сталин, Черчилль и Рузвельт обсуждали проблемы завершающего этапа войны и послевоенного раздела мира и Германии, усилились сепаратные переговоры между Германией и Англией. Известно, что Гиммлер действовал через руководителя шведского Красного Креста графа Бернадота. А тот переправлял послания через пролив. Черчилль до последнего не оставлял мысли ударить по Красной армии объединёнными силами союзников.

В эти дни британский фельдмаршал Монтгомери, командующий 21-й группой армий союзников, телеграфировал командующему союзническими войсками американскому генералу Эйзенхауэру, прося выделить ему десять дивизий для рывка на Берлин. Осторожный американец написал письмо Сталину. Делясь впечатлениями о ходе успешных действий его войск в Рурском бассейне, Эйзенхауэр сообщал: «Я рассчитываю, что эта фаза операции завершится в конце апреля, а может быть, и раньше, и моя следующая задача будет состоять в рассечении войск противника посредством соединения с Вашими армиями». Сталин тотчас же ответил американцу: «Ваш план рассечения немецких сил путём соединения советских войск с вашими войсками вполне совпадает с планом Советского Главнокомандования». В письме Сталина была и такая фраза: «Берлин потерял своё прежнее стратегическое значение. Поэтому Советское Главнокомандование думает выделить в сторону Берлина второстепенные силы».