Картер побеждает дьявола - Глен Дэвид Голд

Картер представлял себе тихое благопристойное торжество. Феба внимательно его выслушала, вытянула все подробности: струнный квартет, десять человек гостей, умеренные закуски – и объявила, что так не пойдет.

Парк преобразился и стал таким, каким виделся оклендцам в мечтах – прекрасным. Стены лодочной станции увили жасмином, дорожку между дубами посыпали розовыми лепестками, в воздухе звенел музыкальный смех и настоящая музыка: Феба пригласила джаз-банд Сида Лепротти.

За несколько дней до свадьбы Картера охватила легкая паника. Он пригласил только друзей, не связанных с братством иллюзионистов, поскольку прекрасно знал, чего ждать от коллег. Внезапно в дверь постучали, и все приготовления пошли прахом: на пороге стоял Говард Тёрстон и улыбался. Он вообще постоянно улыбался в последнее время, потому что недавно сделал лицевую подтяжку. В руке он держал приглашение на свадьбу, которое прислала Феба вместе с просьбой привести как можно больше фокусников.

В итоге подготовка к свадьбе оказалась для Картера куда сложнее, чем для большинства других женихов. Тёрстон, как лев,

боролся за право стать его шафером – не потому, что они были близкими друзьями, а по вредности характера. Он сказал, что очень любит жениться – настолько, что делал это трижды. Вероятно, объяснение крылось в его привычках: в каждой поездке он последовательно заполнял отдельный чемодан дамскими панталонами, на которых писал имя владелицы и оценку.

– Извините, Говард, – сказал Картер с видом самого искреннего сожаления. – Моим шафером будет Джеймс.

Так что Тёрстон организовал Картеру мальчишник, который прошел в Сан-Франциско и ничем не отличался от других подобных вечеринок, за одним исключением: жених, ничуть не изменившийся со времен Джесси Хейман, отсутствовал.

Фотографии первой свадьбы Картера родители наклеили в альбом. Он ни разу туда не заглядывал: сперва было недосуг, потом – слишком больно. Они с Сарой поженились в Лоуренсвилле, штат Канзас, в церкви, в присутствии родственников, затем был пикник. Сейчас он достал эти фотографии, увидел лица – свое и невесты, – наполненные предвкушением будущего.

Когда-то Картер боялся, что снимки разбудят грусть, которую не удастся погасить. Тем не менее за два дня до свадьбы с Фебой он смотрел альбом и жалел, что не может крикнуть молодой паре на фотографиях: «Эй! Ваше счастье будет кратким, но вас ждет замечательное время!» Он переменился; сердце переполняла радость. Встретив Фебу, он снова стал оптимистом, хоть и не поглупел.

Потом, одним прекрасным осенним утром, ему показалось, что он впал в кому и очнулся перед алтарем, на глазах у ста пятидесяти пяти нарядно одетых людей, в визитке, под «Канон» Пахельбеля в исполнении трубы, тромбона, банджо, кларнета, альтового саксофона и стиральной доски.

Волосы Фебы украшали белые розы, в руках она держала букет экзотических цветов. На ней было белое шелковое платье, простое, расшитое бисером по подолу, но без кружева. Фату она не надела, поскольку вуалей наносилась у Буры на всю жизнь вперед. Лицо у нее, когда она шла по проходу между скамьями, было фантастически белое, как мраморное.

Посаженого отца не было – на этом настояла Феба. К алтарю ее вела новая спутница – немецкая овчарка Лили Марлен.

Когда Феба встала рядом, Картер непроизвольно присвистнул. По рядам собравшихся пробежал смешок. Позже Джеймс уверял, что Картер отбарабанил обеты скороговоркой – так торопился поцеловать невесту.

Прием был странным столкновением прошлого, настоящего и будущего: познакомить Тёрстона с Л и Дунканом, дрессировщиком Лили Марлен, отца – с Фило и Пем, которые вернулись из Голливуда, где учредили новую лабораторию. Слепые мужчины и женщины грели лица на солнце и слушали музыку, в которой танцевальные мелодии перемежались с пением Лотти Браун.

В какой-то момент Феба куда-то запропастилась. Последней ее видел Ледок – она попросила присмотреть за Лили Марлен, и теперь он развлекался тем, что учил собаку командам на идиш. Миссис Ледок не одобряла эту затею, но даже она восхитилась, когда овчарка всего за два кусочка сыра научилась подавать лапу по слову «шмуз».[55]

Сумочка Фебы лежала на столе. Отец сидел рядом, как часовой, поэтому Картер направился к нему.

– Ты видел мою жену?

Отец поднял голову, предваряя улыбкой дурную новость.

– Она беседует с моей женой.

Картер вздохнул и придвинул стул.

– Один Бог знает…

– Когда речь о Лилиан, не уверен, что знает даже Он, – перебил мистер Картер. Оба рассеялись. В следующий миг они поняли, что не знают, о чем говорить, и, принужденно улыбаясь, прислушались к музыке. Картер достал часы и нажал репетир. Было пять часов тридцать семь минут.

Мистер Картер сощурился.

– Откуда у тебя такие часы?

– Эти? Я тебе их показывал.

– Нет.

Картер задумался и вспомнил, что никогда не рассказывал отцу эту историю.

– Тысяча девятьсот одиннадцатый. Мне подарил их Олби.

– Эдвард Коэн?

Картер удивился.

– Откуда ты знаешь?

Мистер Картер вынул свои часы.

– Очень просто. У них ангельский звук.

– У тебя такие есть?

– Три штуки, – довольным тоном отвечал Картер, разглядывая театральные маски, потом торопливо добавил: – Но не такие красивые. – Он открыл крышку и повертел часы, чтобы прочесть надпись на циферблате. – Тут не фамилия ювелира, тут… – Он посмотрел на сына и поджал губы. – Теперь я точно уверен, что эту историю ты мне не рассказывал. – Прежде чем Картер успел ответить, отец закончил: – Может быть, лучше спрашивать не в день твоей свадьбы.

Картер забрал часы.

– Мне жаль, что вы с мамой не видели мои выступления. Я рад, что вы здесь.

– Да, мы тобой гордимся, – натянуто произнес отец, потом добавил значительно живее: – Слышал, тебе недавно отвалили кругленькую сумму – ты подумал, куда ее вложить?

Картер помотал головой.

– Мне нужен совет.

– Так давай поговорим.

Через несколько минут Картер увидел Фебу – она возвращалась от лодочной станции под руку с его матерью. На подходе к столу их перехватил Ледок: он учил Лили Марлен переворачиваться на спину по команде «плоц».[56]

– Что вы делаете с моей собакой? – опасливо спросила Феба.

– Это очень умная собака, – несколько виновато отвечал Ледок. – Ей полезно выучить второй язык. – Он протянул поводок притворно раздосадованной Фебе, и женщины подошли к своим мужьям.

Картер смотрел на мать, которая по-прежнему без малейших усилий заставляла его вновь почувствовать себя семилетним. Она улыбнулась. «Феба – замечательная». Потом принялась расписывать достоинства Фебы и то, какой чудесной будет их семейная жизнь. Картер ждал, когда мать начнет актерствовать или свернет на психоанализ, но она, к его изумлению, только широко улыбалась.