Семь сестер. Сестра жемчуга - Люсинда Райли

– Да.

– А откуда она родом?

– Из того города, в котором сейчас обитаешь ты. Из Лондона. Ну вот, теперь, кажется, все как надо. – Френсис достал из комода еще одну простыню и положил ее поверх матраса. – Оставлю тебе на всякий случай еще и одеяло. Тут под утро может быть прохладно. А если будет слишком душно, то вон вентилятор. Полотенце на стуле, если захочешь умыться, но лучше отложить все омовения до завтрашнего утра.

– Спасибо большое. Но ты точно уверен, что хочешь уступить мне свою постель? Я, в принципе, привыкла спать где угодно. Могу отлично перекантоваться и под открытым небом.

– Как и я, кстати. Я часто сплю на улице.

Я захотела рассказать ему, где и когда я спала под открытым небом, но потом подумала, что такие мои откровения прозвучали бы слишком слащаво.

– Спокойной ночи. – Френсис подошел ко мне и поцеловал в щеку.

– Спокойной… Кстати, а как мне к тебе обращаться?

– Думаю, я не стану возражать, если впредь ты будешь называть меня просто Френсисом. Идет? Сладких тебе снов на новом месте, – добавил он, направляясь из комнаты и плотно прикрывая за собой дверь.

Я увидела свой рюкзак с пожитками, который дед предусмотрительно положил на пол рядом с кроватью. Я быстро разделась и улеглась в постель. Добротный матрас, такой старомодный, еще набитый конским волосом, из тех, на котором остаются вмятины от тел возлежавших на нем ранее людей. Невольно тонешь в его глубине. Но ощущение при этом замечательное. Я осмотрела грубые деревянные стены и потолок в поисках всяких косматых многоногих чудовищ. Однако не обнаружила ничего угрожающего в мягком свете лампы, стоявшей на прикроватной тумбочке. Я вдруг почувствовала себя в полной безопасности. Еще никогда в жизни мне не было так покойно и хорошо, словно все минувшие годы я, словно бабочка, летела куда-то, неизвестно куда, стремилась к огню, который гипнотизировал меня своим светом. И наконец, прилетела туда, куда надо.

Вполне возможно, этот огонь испепелит меня и я сгорю в нем без остатка. Но прежде чем начать волноваться о том, что со мной может случиться в обозримом будущем, я заснула крепким безмятежным сном.

На следующее утро я проснулась с рассветом. Долго смотрела в окно, наблюдая за тем, как медленно поднимается солнце, стеснительно озаряя своим светом вершину горы Хермансберг. Почему-то солнце в этот момент показалось мне похожим на застенчивого малыша, робко прижимающегося к ногам мамы. Глянула на часы. Еще даже нет шести утра. А я уже в радостном предвкушении наступления нового дня. Потом я взглянула на свои икры, все в красных точках от многочисленных укусов москитов. Ни дать ни взять самый настоящий пейзаж в стиле пуантилизма. Я тут же натянула брюки: не оставлю этим кровопийцам никакого шанса и дальше сосать мою кровь. Так они, пожалуй, всю меня изъедят, прежде чем у меня самой появится возможность позавтракать.

Я открыла дверь комнаты, и в нос тут же ударил ароматнейший запах свежевыпеченного хлеба, который волнами наплывал из кухни. Когда я переступила порог кухни, то увидела, что дедушка уже выложил на стол буханку только что испеченного хлеба, а также масло, повидло и кофейник со свежим кофе.

– Доброе утро, Келено. Как спалось?

– Отлично. Спасибо. А как тебе?

– Я вообще-то ночная птаха. Сплю так себе. Думаю, самые лучшие мысли ко мне приходят именно после полуночи.

– Я, между прочим, тоже любитель пободрствовать в ночное время, – сказала я, а Френсис между тем присел к столу. – Пахнет как вкусно! Вот уж не думала, что у тебя тут и своя пекарня имеется.

– Представь себе, хлеб я пеку сам. Жена купила лет десять тому назад автомат для выпечки хлеба. Ведь я часто остаюсь здесь надолго в полном одиночестве, она волновалась за меня. Переживала за то, чтобы у меня было что поесть, если я вдруг не сумею подстрелить какого-нибудь пробегающего мимо кенгуру.

– Ты сам охотился на кенгуру?

– Да, и много раз. Правда, это было давно. Сегодня я предпочитаю более простой способ добычи мяса – из супермаркета.

Френсис положил на железную тарелку ломоть хлеба и поставил тарелку передо мной. Я щедро намазала хлеб маслом, сверху положила слой повидла и стала наблюдать за тем, как масло медленно тает, растворяясь в теплой хлебной мякоти.

– Вкуснотища! – воскликнула я, откусив. И в два счета умяла целый кусок. Френсис отрезал мне еще один ломоть. – Так ты жил в самом настоящем буше? Обходился без крыши над головой, да?

– Да, – ответил дед. – Впервые я отправился в буш, как и все мальчишки, дети аборигенов, когда мне исполнилось четырнадцать лет. Словом, когда наступила пора возмужания для юноши.

– А я думала, тебя воспитывали в христианской традиции.

– Так оно и было, но наш пастор уважал традиции местных племен, а потому не предпринимал никаких попыток, чтобы что-то изменить или как-то переделать их. Нам, тем, кто рос и воспитывался в миссии Хермансберг, повезло больше, чем другим. Намного больше… Пастор Альбрехт даже выучил язык племени аррернте и специально перевел Библию на этот язык. А потому те, кто не умел говорить и читать на английском или на немецком, получили возможность читать священные тексты на своем родном языке. Он был хорошим человеком, наш пастор. И Хермансберг был замечательным местом в те годы. Мы могли уходить и возвращаться обратно в миссию, когда захотим. Могли и вовсе не возвращаться. Но большинство воспитанников всегда возвращались. После двадцати лет в Папуня я тоже обзавелся жилищем тут. Теперь это мой дом. Ну а у тебя какие планы на ближайшее будущее?

– Я отправилась в Австралию на поиски своей семьи. И вот я нашла тебя. – Я взглянула на Френсиса с улыбкой. – А дальнейшие планы я пока еще не строю.

– Ну и хорошо. А что скажешь, если я предложу тебе пожить здесь со мной какое-то время? Мы бы смогли узнать друг друга лучше. И занимались бы живописью, само собой. Я тут подумал, что мог бы выступить в роли твоего ненавязчивого наставника. Может, помог бы тебе разобраться, где именно твое место в искусстве. Я ведь много лет преподавал в Папуня.

– Э-э-э… – смущенно замялась я в ответ.

Видно, выражение моего лица было красноречивее всяких слов, потому что дед поспешно добавил:

– Конечно же, я тебе ничего не навязываю. Ни в коем случае. Просто такая мысль пришла мне в голову.

– Нет! То есть, я хочу сказать, да! Идея сама по себе замечательная. Фантастическая идея! Но дело в том… ты такой знаменитый художник, а я… Боюсь, ты решишь, что я ни на что не гожусь.

– Такое, Келено, мне и в голову не придет. Никогда! Ведь ты же моя внучка, не забывай! Так случилось, что до сего момента я никак не участвовал в твоей жизни, вот мне и захотелось компенсировать этот пробел. Быть может, я сумею хоть как-то помочь тебе найти свой путь в искусстве.

– Наверное, тебе все же лучше для начала взглянуть на мою работу, а уже потом решать, стоит ли со мной связываться.