Банда 2 - Виктор Пронин

— Кажется, я знаю, что нужно делать, — бормотал Зомби. Он обшарил карманы Амона и, найдя там газовую зажигалку, сунул ее себе в карман. Потом начал медленно и спокойно осматривать шкафы, ящики, полки, пока не нашел то, что искал — моток шпагата. Все с тем же невозмутимым лицом он прошел в угол, открыл канистру с бензином и принялся заталкивать в нее шпагат. Опустив в отверстие конец, он неторопливо опускал шпагат внутрь метр за метром, пока у него в руках не остался короткий конец. Тогда он положил канистру на бок, так что из нее хлынула струя бензина, растеклась по полу, подтекла под оба трупа.

С трудом открыв дверь, Зомби вышел наружу. Небо на востоке серело, верхушки деревьев с редкими оставшимися листьями уже начали розоветь. Но здесь, в ржавых переходах между гаражами, было еще темно, сумрачно, тихо. Протянув конец шпагата метров на десять, Зомби бросил его на землю и вернулся в гараж. Он хотел убедиться, что второй конец шпагата остался в канистре. После этого, оставив дверь открытой. Зомби вернулся к концу шпагата, лежащему на земле. Нащупав в кармане зажигалку, вынул ее, крутнул ребристое колесико. В слабом свете рождающегося дня огонек вспыхнул теплым оранжевым светом, странноватым в этом сером, промозглом утре. Наклонившись, он поднес зажигалку к шпагату и тот тут же вспыхнул, огонек побежал, побежал к гаражу, набирая скорость, набирая силу. Убедившись, что огонек не погас на полпути, Зомби разжал руку и выронил зажигалку на землю — ее наверняка затопчут, когда здесь начнется настоящая паника. Он понимал, что есть серьезная опасность — огонь может перекинуться на соседние гаражи, на машины, на весь этот жутковатый мир...

На губах Зомби блуждала слабая улыбка, когда он двинулся между гаражами на ту возвышенность, с которой спустился вчера, когда входил в эти лабиринты. Он успел пройти несколько сот метров, когда за его спиной раздался взрыв, потом еще один — в гараже оставалось несколько канистр бензина.

Зомби даже не оглянулся.

Выпрямившись и глядя прямо перед собой, он с неестественной размеренностью шел и шел, приближаясь к проезжей части дороги, проходившей вверху, над этой чешуйчатой долиной гаражей. Тропинка становилась все шире, утоптанней и идти ему было все легче. За спиной он слышал возбужденные голоса, но они только радовали его — значит, были здесь люди, значит, не дадут они сгореть всему этому железо-кирпично-бетонному миру. Голоса удалялись, становились тише, будто отшатывались в прошлое, и звучали уже еле слышно — из прошлого.

Было раннее утро, дорога, свободная от машин, поблескивала в утреннем свете после ночного дождя И Зомби шагал по самой середине проезжей части. Его костыль ритмично упирался в мокрый асфальт, отмеряя метр за метром, метр за метром. Ночной дождь сбил с деревьев последние листья и в воздухе пахло сырой свежей осенью. Зомби с радостным удивлением обнаружил, что помнит этот запах, что он ему нравится, что в жизни у него происходили события, связанные с этим запахом...

И с ним произошло что-то странное — сумеречность сознания, в котором он пребывал последние месяцы, будто ослабла, словно свежим порывом ветра развеяло туман и он с удивлением обнаружил проступившие очертания строений, домов, заборов и радостно сознавал, что все это ему знакомо. Он не думал о том, что происходило в эти минуты за его спиной, в оставленном гараже, он весь был устремлен в прошлое, в собственное прошлое, и оно раскрывалось перед ним неожиданно и маняще...

— Так, — приговаривал он время от времени в такт ударам костыля об асфальт, — так...

Потом он увидел перед собой мост с широкой проезжей частью, покрытой бетоном, и лишь дойдя до его середины, понял, что шел именно сюда, что эта вот река, этот мост сейчас ему более всего нужны. Зомби приблизился к перилам, прислонил костыль к столбу и положил руки на холодные чугунные ограждения, словно бы для того, чтобы остудить ладони после работы тяжкой и непосильной.

Зомби с таким напряжением смотрел на розовеющее небо, будто ожидал там, среди облаков, увидеть какое-то знамение, какое-то сообщение для себя лично. Небо отражалось в темной воде реки, покрытой мелкой рябью утреннего ветерка. С негромким, почти домашним тарахтением, прошел катер. Он сидел необычно низко в воде, видно, вез что-то тяжелое, наверняка ворованное. В его стеклах отражались серые волны и розовеющее небо. Когда катер отошел достаточно далеко и свернул за поворот реки, Зомби взял стоящий рядом костыль, занес его над водой и, поколебавшись, разжал пальцы. Тяжелый костыль, сработанный безвестным умельцем, страшное своим невинным видом оружие, которое так славно поработало в эту ночь, с глухим всплеском упало в воду.

— Так, — сказал Зомби. — И это я сделал.

Холодные поручни, розовая полоска неба под тяжелыми осенними тучами, серая гладь реки, утренний знобящий ветерок — все это тревожило его, и туман, застилавший его сознание последние полгода, продолжал рассеиваться, обнажая смутные, невнятные еще воспоминания. Но они были настолько неопределенными, что их точнее было бы назвать желанием вспомнить, только желанием...

Сойдя с моста. Зомби ощутил вдруг нарастающее беспокойство. Откуда оно, он не мог осознать и некоторое время шагал с мучительным стремлением понять — что происходит? Он свернул с проезжей части на тротуар, усыпанный листьями, и продолжал неумолимое движение к центру города. Пришло ощущение, что поступает верно, что делает именно то, что необходимо в это холодное утро. Он идет, его направление правильное, он свободен от предметов, которые могли бы его в чем-то уличить, и только бумажник Байрамова вносил некоторое беспокойство, но он помнил об этом бумажнике, о нескольких конвертах с письмами, изъятыми у Байрамова, и был готов избавиться от них, как только возникнет хотя бы отдаленная, невнятная опасность.

Мимо него с нарастающим воем пронеслись несколько пожарных машин. Проводив их взглядом, Зомби удовлетворенно кивнул.

— Так, — сказал он. — Пусть едут... Если смогут добраться до берлоги Байрамова.,. Там сейчас один хозяин — огонь.

Вся прошедшая ночь с ее зловещими событиями отдалилась от него и была теперь так же зыбка и неопределенна, как и вся предыдущая жизнь. И задай сейчас ему Пафнутьев свои самые безжалостные вопросы — где был, что делал, кого видел... Вряд ли он смог бы ответить на них четко и ясно, вряд ли он пожелал бы на них отвечать. Но в это же время Зомби ощущал, как в памяти продолжали выступать, будто камни после наводнения, знакомые лица, зазвучали какие-то звуки, наметились события, которые когда-то тревожили его, заставляли куда-то мчаться, что-то предпринимать, заставляли страдать и маяться. Он шел, уверенно сворачивая с одной улицы на другую, пересекал пустырь и скверы, оставляя позади автобусные, трамвайные остановки, шел так, будто твердо знал, куда ему нужно попасть, к которому часу, какой дорогой добираться...

И наконец он увидел дом, который заставил его остановиться.

— Так, — сказал Зомби с каким-то новым смыслом. — Так, — повторил он.

Присматриваясь, он обошел вокруг дома, приблизился к одному из подъездов и вошел в него, придержав за собой дверь, чтобы не слишком она прогрохотала. И начал медленно подниматься по лестнице. Он был слаб, он был еще слишком слаб и с каждым шагом хватался рукой за перила, чтобы удержаться. На втором этаже Зомби остановился напротив лифта. Дверь была раскрыта, кабина освещена и на дальней ее стенке висело зеркало. И только тогда он увидел себя. Волосы его были пропитаны кровью. «Это когда я в яму свалился, — подумал он. — Надо же, вспомнил». Длинный намокший плащ с широкими рукавами... Шляпа с широкими полями...