Хроника смертельной осени - Юлия Терехова

И тут она увидела ее – совсем свежую могилу, с небольшим количеством цветов, уже припорошенных первым снегом, со скромным – очевидно, временным – крестом и надписью «Орлов Андрей Юрьевич 1976–2012». Она замерла, не решаясь открыть калитку и войти.

– Да, это нелегко, – услышала она и уже ни удивилась, ни испугалась хорошо знакомого голоса.

– Что ты здесь делаешь? – поинтересовалась она, даже не повернув головы.

– То же самое могу спросить у тебя, – Олег подошел к ней сзади и обхватил за плечи. Она вздрогнула, чуть повела плечами, но он не отпустил их, а лишь сильнее сжал. Он постоял так пару мгновений, а потом подтолкнул ее к калитке. – Ну, иди…

Катрин послушно шагнула вперед и взялась за дверцу оградки. Она не открывалась, хотя была не заперта. Олег положил руку поверх ее и как следует дернул на себя. Калитка поддалась и со скрипом открылась. Катрин сделала еще шаг вперед и положила на свеженасыпанный холм белую лилию.

– Ну вот и все… – прошептала она. – Вот его и нет. Неужели он там – под этой землей? Не могу поверить… Как же это?..

– Тебе его не хватает?

Она не сразу ответила.

– Я так любила его, – наконец она чуть шевельнула губами.

Но Олег услышал.

– Я знаю, – откликнулся он. – Ты слишком его любила. Зря.

– Не осталось ничего… – она перевела взгляд на крест. – Ничего… Ни человека, ни любви.

– Он сам выбрал свою судьбу, – отозвался Олег, облокачиваясь на ограду. – Он сам себя уничтожил – не я.

– И все же, ты слишком жестоко наказал его. И кто дал тебе право его судить?

– Я сам, – он говорил совершенно серьезно. – Я сам дал себе это право. И сам его осуществил.

– Значит, по-твоему, жестокий самосуд оправдан? – нерешительно спросила она.

– Да, конечно. Око за око. Принцип талиона.

– Принцип талиона?.. Вот, значит, как? – отозвалась Катрин. – Но, следуя твоей сомнительной философии, если кто-то решит применить данный принцип по отношению к тебе – это будет справедливо?

– Вполне, – он улыбнулся. – Вы в своем праве. Но ты уже однажды попробовала меня убить – меня, кровавое чудовище – и не смогла. Я ничего не путаю?

Катрин нервно сглотнула: – Я просто была не готова.

Он рассмеялся и, достав из кармана пальто пистолет, протянул его Катрин. Ошеломленная, она отпрянула. – Нет? Все же еще не готова? Ну, как знаешь, – Рыков убрал оружие обратно и продолжил, уже серьезно:

– Убить человека невероятно трудно, если хорошо его знаешь, если вас связывает дружба… или любовь… Глядя такому человеку в глаза, читать в них ненависть… или презрение… или ужас… или любовь, что тяжелее всего – это проникнет тебе в самое сердце. И будет невыносимо больно. А если это посторонний – то это совсем легко.

– Piece of cake? – сарказм был очевиден.

– Именно. Piece of cake, – кивнул он, прищелкнув пальцами. – Признайся сама себе, наконец – почему не смогла ударить меня ножом.

– И почему же? – с насмешкой поинтересовалась она.

– Я уверен, что не безразличен тебе, – услышала Катрин и вздрогнула. – Не обманывай себя и не пытайся притворяться.

– Ты?! Ты мне не безразличен? О да… Чувства, которые ты во мне вызываешь, безразличием назвать нельзя никак. Тут ты прав.

– Не сомневаюсь, – чуть усмехнулся он, прищурившись. – Я всегда прав. Ты меня ненавидишь?

Катрин оторвала взгляд от креста, под которым покоился ее бывший любимый и повернулась к тому, кто убил его:

– Будь на то моя воля – лучше бы тебя не было… Никогда… Моя жизнь – ад, и ты тому виной.

– Действительно? – его губы снова дрогнули. – А может, мне удалось вырвать тебя из трясины, имя которой – Орлов? Не отворачивайся от меня, Катрин, и смотри мне в глаза.

– Что ты несешь… – она совершенно не хотела спорить с ним, что-то доказывать ему – ее только поражала его бесконечная уверенность в своей правоте. «Все мужчины одинаковы, – мелькнуло у нее в голове, – каждый из них считает: только он единственный знает, что я чувствую или должна чувствовать… Каждый считает, он знает меня лучше, чем я знаю себя сама… Наивные, как дети». Но услышанное далее повергло Катрин в шок.

– Выражение твоего лица, когда ты слушала Плач Дидоны в Опере. Твой взгляд… Думаю, ты вспоминала меня. Ведь вспоминала, Катрин? – он испытующе прищурился, но в светлых глазах мелькнула безотчетная неуверенность.

– Ты был в Опере? – она побледнела как полотно. – Ты меня видел?!

– Видел, – он словно колебался – а стоит ли говорить то, что он готов ей сказать, понимая, что последствия необратимы. Помолчав пару мгновений, он все-таки произнес:

– Я не просто тебя видел. Я находился совсем рядом.

– Рядом?! – она побледнела еще больше. – Насколько рядом?..

Олег глядел на нее с грустью, а когда заговорил, то в голосе его звучала такая невыносимая горечь, что казалось, ему не хватит жизни, чтобы выплеснуть свою обиду до конца…

– Боже мой, Катрин, ты так ничего и не поняла? Невероятно…

Из-за массивного памятника красного гранита было хорошо видно долговязую фигуру, облокотившуюся об ограду. Молодой человек, худой, длинноволосый, узкоплечий, сидя на скамеечке подле свежеприбранной могилы, не сводил глаз с этой пары – они так близко, в нескольких метрах от него и от его людей, расположившихся по периметру. Рыцарь-палладин хорошо видел женщину, ее надломленную позу и горестное лицо. Вот она закрыла ладонями лицо и стала раскачиваться на лавочке – видимо, плакала. Тот, кого они так долго искали и кого так неутомимо преследовали, стоял рядом с женщиной, что-то говорил ей, но когда попытался дотронуться до ее головы, она отшатнулась.

Александр улыбнулся. Кто бы мог подумать, что разгадка окажется столь же неожиданной, сколь и очевидной – изверг все время находился рядом. А теперь вместе с ним и та самая женщина, которую он когда-то похитил и, держа пленницей, в течение двух суток мучил где-то под Питером. Саша помнил из материалов дела, она не была просто жертвой – она была «любовью всей его жизни», как высокопарно гласил текст одного из файлов на флэшке, врученной ему мадам Перейра. Он с интересом разглядывал женщину – действительно, она действительно очень красива, но почему так мирно беседует со своим истязателем? Она простила его? Или в сговоре с ним?.. Трудно судить, но, по большому счету, не его, Александра, это дело. Палладин имел вполне четкие указания – поймать преступника и доставить его в определенное место. Что он и сделает, как только тот расстанется с этой женщиной – она не должна стать свидетельницей акции – ни в коем случае. Разумеется, Александру еще придется с ней познакомиться поближе – но она никогда не увидит тех людей, которые работают с ним в команде.

…Олег проводил Катрин до машины, припаркованной у ворот кладбища, не находя в себе мужества ее отпустить ее ладонь. Катрин казалось: еще немного – и она разрыдается. Отчего – она и сама не понимала, но на душе лежала траурная скорбь, словно после похорон. Наконец, он оставил руку Катрин, та натянула перчатку и села в машину, дверь которой он перед ней открыл, а потом захлопнул, как будто оттягивая тот момент, когда она его покинет. Фордик уже отъехал, а он все смотрел ему вслед, понимая, что увидит Катрин нескоро, если увидит когда-либо. И вот ее машина превратилась в еле заметную точку на дороге.