Жюстина, или Несчастья добродетели - Маркиз Де Сад

— Знаете, дядюшка, — заметил Брессак, который впродолжении этой речи не переставал демонстрировать очаровательному подростку,вторгшись в его зад, насколько он одобряет максимы относительного женскогопола, излагаемые Жернандом, — знаете, милый дядя, теперь я окончательноуверен, что исправить вас невозможно.

— Вот почему я никому не советовал бы браться за этодело, — отвечал граф. — Когда дерево старое, нельзя его гнуть, в моемвозрасте, можно сделать еще несколько шагов по дороге порока, но невозможно ступитьна путь добра. Впрочем, мои принципы и вкусы составляют мое счастье, с самогодетства они всегда служили единственным основанием моего поведения и моихпоступков, может быть, я пойду еще дальше — я чувствую, что этовозможно, — но свернуть не смогу. Меня слишком ужасают предрассудки людей,я слишком искренне ненавижу их цивилизацию, их добродетели и ихних богов, чтобыпожертвовать ради этого своими принципами.

— Господа, вставила слово неистовая мадамд'Эстерваль, — вы презираете мой пол, но мои убеждения ставят меня слишкомвысоко над его слабостью, чтобы я взяла на себя неблагодарную задачу защищатьего. Вы видите перед собой странное существо, которое, как вы успели заметить,имеет больше общего с вашим полом, нежели с женщинами, и в этом вы могли убедитьсяпо тому, с какой энергией я предавалась удовольствию мучить мадам де Жернанд.Поэтому я хочу заявить, что всегда желала быть мужчиной в том смысле, в какомдело касается ваших вкусов и страстей.

— А я, — осмелилась вмешаться в разговор стойкаяЖюстина, — я буду всегда бежать от них, как от хищных зверей.

Мы уже сказали, что головы присутствующих, ничуть неуспокоенные истязаниями графини, еще сильнее затуманились после этой беседы.

— Почему вы не попробуете утолить ваши страсти напрекрасных мальчиках, которые вас окружают? — спросил хозяина д'Эстерваль?

— Иногда я это делаю, — ответил граф, — нопоскольку я люблю молодых людей с такой же страстью, с какой презираю женщин,мне представляется, что только с последними можно давать полную свободу жестокости,но если это вас позабавит, друзья, я ничего не имею против.

— Это меня возбудило бы чрезвычайно, — сказалБрессак, — вот уже час, как мой инструмент гуляет в потрохах одного изваших наперсников, которого я бы с огромным удовольствием подвергнул всевозможныммучениям.

С этими словами Брессак так немилосердно сдавил яичкиганимеда, что мальчик, которому было не более четырнадцати, испустил жуткийвопль, и из глаз его брызнули слезы.

— Оставьте нам этого сорванца, — сказал подошедшийд'Эстерваль, — здесь их столько, что вы не испытаете особенных ощущений,если помучите одного или двух.

— А вы что с ним сделаете? — спросил Жернанд.

— Жертву, разумеется, — сказал Брессак.

— И вы увидите очень жестокую сцену, если невозражаете, — добавил д'Эстерваль.

— Но совершенно необходимо, — заметилаДоротея, — чтобы Жюстина и мадам де Жернанд были жрицами при этомжертвоприношении.

— Я согласен, — сказал господин де Жернанд, —если только моя драгоценная женщина получит небольшую дозу страданий, а безэтого… Короче, пойдем к ней сейчас же.

— О сударь! — забеспокоилась нежнаяЖюстина. — Вы подумали о состоянии госпожи?

— Подумал. — И Жернанд отвесил Жюстине увесистуюоплеуху. — И ты тоже окажешься в таком же состоянии, если не прекратишьумничать. Запомни, дурочка, — продолжал мясник, — что я позволяю теберазвивать мои идеи, если на то достанет твоего воображения, но под страхомсмерти запрещаю даже пытаться охладить мой пыл.

— Пойдем скорее к вашей супруге, дядя, — сказалБрессак, — а я отнесу туда нашу жертву на своем члене.

И распутник, не отходя от насаженного на кол мальчика,действительно доставил его в апартаменты тетки, которая, даже не подозревая отом, что несчастья ее могут удвоиться, предавалась сладостному и спасительномусну, когда появились эти бандиты.

Скроем эти новые оргии от уставших уже глаз нашего читателя,ибо нам предстоит еще поведать немало ужасов, заметим лишь, что то былакровавая сцена, что графине и Жюстине пришлось также послужить мишенямижестокости и что маленький очаровательный ганимед скончался через четыре часа,потеряв всю свою кровь[53].

«Куда я попала? — спрашивала себя Жюстина спустя двенедели. — какую услугу оказал мне Брессак, приведя меня в этот дом?Чудовище! Он прекрасно знал, что увеличивает мои несчастья, иначе не стал быделать этого. Вот так, раздираемая угрызениями совести оттого, что ейприходится жить в лоне порока, и отчаянием оттого, что она не может вырвать изнего свою хозяйку, бедная девушка мучилась и напрягала весь свой ум, пытаясьнайти какой-нибудь выход, и ничего не находила, чтобы избавить и себя и графинюот стольких злоключений и несчастий.

— Ах, Жюстина, ты еще увидишь новых гостей в этомзамке, — сказала ей однажды мадам де Жернанд, которая наконец поняла, чтодобрая служанка достойна ее доверия.

— Кого же, мадам?

— Господина де Верней, еще одного дядю Брессака, твоегомучителя, брата моего мужа; он приезжает сюда два раза в год вместе с женой,сыном и дочерью.

— Тем лучше, мадам, — ответила простодушнаяЖюстина, — по крайней мере вас оставят в покое на это время.

— В покое? Ах, милая девочка, да меня будут истязать втысячу раз сильнее! Эти визиты приносят мне неисчислимые страдания, все моибеды возрастают многократно, и в это время нет на свете человека, которыймучился бы более жестоко, чем я. — Послушай меня, Жюстина, я открою твоимглазам жуткие тайны, которые подвергнут тебя в дрожь.

Господин де Верней, дорогая, более распутен, чем его брат,более необуздан, бесстыден и жесток; это сущий зверь, который не знает пределасвоим диким страстям и который, на мой взгляд, уничтожил бы весь мир, если бысчел это полезным для своих мерзких удовольствий. Ему сорок пять лет, как тыпонимаешь, он младше брата, не так огромен, как он, но более злобен, силен ивыглядит еще ужаснее… Это настоящий сатир, да, Жюстина, жестокий сатир во всехсмыслах… Все, что ты видела гнусного, девочка, доведено в нем до гигантскихразмеров: как будто природа хотела компенсировать то, чего она не додала егобрату; помимо всего, он ненасытен и может замучить до смерти десяток женщин.Его жена, которой тридцать два года, — одно из самых прекрасных созданийна свете; у нее длинные каштановые волосы, гибкая роскошная фигура,напоминающая Венеру, чистые и добрые глаза, исполненные неописуемой нежности,красивый рот, крепкое тело ослепительной белизны — одним словом, это образецсовершенства. Но ей бы следовало иметь более сильный характер, чтобы выносить,как она делает уже восемнадцать лет, необычные и нечеловеческие прихоти своегоотвратительного супруга, который истязает ее ежедневно.