Лорды Белого Замка - Элизабет Чедвик (Англия)

– Он собирается в Святую землю?

Фульк рассмеялся и покачал головой.

– Если бы! – с жаром воскликнул он. – Нет, вряд ли Константинополю следует волноваться, что король последует по стопам своего прославленного брата. Все это делается ради политики. Иоанну кажется, что, отправившись в Крестовый поход, он сможет избежать принятия хартии. Церковь защищает земли крестоносца на четыре года. Любой человек, который пойдет войной на рыцаря, принесшего клятву крестоносца, немедленно отлучается от Церкви. Некогда Иоанн конфликтовал с папой римским. Теперь же они союзники.

Кларисса кивнула и продолжила работу:

– И что вы будете делать?

Фульк вскочил, чуть не опрокинув табурет.

– Я в безвыходном положении! – в досаде воскликнул он. – Куда ни кинь – везде клин! Я могу отступить и смотреть, как попираются мои принципы, а могу остаться – и тогда душа моя будет проклята, а земли конфискованы. – Он уставился на нее горящим взглядом. – А как бы ты поступила на моем месте, Кларисса? Только не говори, что никого не поддерживаешь или что ты не вправе давать советы. Я спрашиваю, и изволь ответить!

Она сглотнула и отложила иглу. В отличие от Мод, Кларисса не любила спорить. Однако это вовсе не говорило о слабости ее характера.

– Я бы задумалась, что в данном случае важнее, – медленно проговорила она, – и, возможно, важнее оказались бы мои принципы. В конце концов, я ведь должна была подозревать, когда ввязывалась в это дело, что на моем пути будут вставать препятствия, в том числе и угроза конфискации земель.

– А отлучение от Церкви?

Мод сжала губы:

– Я бы надеялась, что Господь все же будет ко мне милосерден. Мне кажется, что папа часто пользуется отлучением от Церкви как политическим оружием, а вовсе не руководствуется при этом религиозными соображениями. И если я сейчас богохульствую, то mea culpa[34].

Из взгляда Фулька ушла вся горячность. Он не ожидал услышать от воспитанницы ничего подобного и сейчас был приятно удивлен.

– Ты похожа на маленькую серую мышку, – сказал он. – Передвигаешься по дому тихо и незаметно, словно вышколенная служанка, и кажется, что у тебя нет иных мыслей, кроме как создавать другим уют. Заставить тебя выразить собственное мнение, если только речь не идет о хозяйственных вопросах, очень непросто. Вот и сейчас мне пришлось его из тебя буквально клещами вытягивать… – (Девушка покраснела и с упреком посмотрела на Фулька.) – Но оно того стоило, – внезапно улыбнувшись, добавил он. – Ты вовсе не мышка, Кларисса д’Обервиль. Ты – львица, хотя никто об этом не знает. – Фульк потрепал ее по щеке и вышел.

Кларисса неподвижно уставилась на свое рукоделие: она смотрела на замысловатый узор, но ничего не видела. Внутри все всколыхнулось, и сердце сладко замерло. Кларисса прижала руку к щеке, в том месте, где ее касались его пальцы. Девушке вдруг стало приятно, что она одна, что можно насладиться моментом, спокойно прийти в себя, задержать воспоминание и запереть его на замок, убрать в потайную золоченую шкатулку в глубинах памяти, туда, где никто его не найдет.

Солнце садилось над Темзой, распространяя по поверхности воды медную патину. Лодочники на быстрых лодках и тихоходных баржах занимались своим обычным делом, перевозя грузы и людей вдоль берега, на котором выстроились жилые дома и лавки. На противоположном берегу начинался Саутуарк – район Лондона, где были сосредоточены городские публичные дома и купальни.

Хотя Фульк уже не раз приезжал в столицу, на стороне Саутуарка ему прежде бывать не доводилось, и он с интересом озирался по сторонам. Выйдя из лодки на берег, он поднялся по деревянной лестнице к беленому кирпичному дому, выходящему фасадом к реке. Здания, стоящие по обеим сторонам, были похожи друг на друга и несли один и тот же отпечаток зажиточности. У каждого дома обязательно имелся просторный внутренний двор. В конце улицы находилась харчевня, где бойко торговали пирожками с мясом и горячими оладьями. Аппетитные запахи волнами подкатывались к Фульку, напоминая, что он не ел с полудня, когда наскоро подкрепился перед дорогой хлебом и сыром.

Приветливая служанка открыла дверь и проводила гостя в хорошо обставленную комнату на первом этаже. Толстый слой свежего тростника на полу посыпали сверху сухим тимьяном и розовыми лепестками. В окна были вставлены стекла, скрепленные свинцовыми узорами. Вдоль стен стояли лакированные сундуки и массивные дубовые скамейки. Стены украшали яркие шерстяные гобелены. Тут было даже зеркало в резной раме из слоновой кости. Фульк смотрел на все это богатство, приоткрыв от удивления рот. Вышла еще одна женщина, забрала у гостя плащ и предложила традиционный кубок вина. По виду она была ровесницей Мод. Две темно-каштановые косы обрамляли ее миловидное личико.

– А, Фульк! С приездом! – Из-за портьеры, отделявшей соседнюю комнату, появился Уильям Солсбери. Его темные волосы, влажные после купания, были аккуратно зачесаны назад, открывая высокий лоб. Граф был одет в свободно перевязанную поясом котту из красной шерсти. Фульк никогда раньше не видел его в столь домашней обстановке. – Уилл повернулся к хозяйке дома. – Познакомься, это Риченда.

– Миледи! – вежливо поклонился Фульк, не уверенный, как правильно обращаться к этой даме.

Уильям был женат на Элле Солсбери – это был брак по расчету, который удерживался в цивилизованных границах тем, что супруги благоразумно договорились жить раздельно. Фульк знал, что у Солсбери есть любовница, но никогда прежде ее не встречал: граф вел себя предельно осторожно. Сегодня Фульк впервые появился в этом доме, который Солсбери купил специально для своей фаворитки.

Риченда кивнула и улыбнулась, проговорив ответные любезности, после чего удалилась в комнату, из которой только что вышел Уильям.

– Вы и представить себе не можете, сколько раз за последние несколько месяцев эта женщина спасала меня от помешательства! – с чувством сказал граф. – Клянусь, если бы у меня не было этого убежища, я бы уже давно бросился в реку.

Он жестом пригласил гостя к столу, стоявшему в углу комнаты. Тяжелая восковая свеча освещала холодный ужин: тушеные куриные грудки, грибное пюре и маленькие пшеничные хлебцы из первосортной белой муки.

– Тяжелое время, – согласился Фульк, усаживаясь за стол и глядя на угощение. – Чего бы только я не отдал, чтобы оказаться сейчас дома, в кругу семьи, а также чтобы обрести душевную гармонию.

– Вы сами этого захотели.

– Справедливо, – печально улыбнулся Фульк. – Однако…

Солсбери обвел рукой стол и сказал:

– Да, между нами имеются определенные разногласия, но давайте не будем портить себе аппетит. Вы гость, прочтете молитву?

Фульк кивнул и вполголоса произнес необходимые слова, осенив себя крестным знамением. За обедом они непринужденно беседовали на всевозможные отвлеченные темы: о детях, погоде, охоте. Это было не только соблюдением неписаных правил, но также и способом возобновить знакомство. Мир снаружи сгустился до мягкой сапфировой синевы, и всплески золота на реке уже отражали фонари, а не широкую полосу заходящего солнца.