Еврейская сага. Книга 3. Крушение надежд - Владимир Голяховский

Раскрыли их случайно, по доносу одного еврея из литературной компании, бывшего соученика Синявского, называли его все С.Х. Ему не вполне доверяли, подозревали, что он стукач. Синявский даже как-то сказал ему.

— Если меня посадишь, сядем вместе. Учти!

— Ну что ты, какой разговор?! И потом, ты же знаешь, мы на одной веревочке.

Случилось так, что этот провокатор «подарил» Даниэлю литературный сюжет:

— Бери и пиши, тут нужен Гоголь, а мне не справиться.

Даниэль обработал сюжет и использовал его в повести «Говорит Москва».

На праздновании дня рождения у Ани Альтман, которая училась вместе с Лилей, собралась компания: Лариса Богораз, невеста Даниэля, Павел Литвинов, Ида Нудельман, Иосиф Бегун и С.Х. После застолья уселись слушать передачу радиостанции «Свобода». Во время литературной программы объявили: «Передаем повесть Николая Аржака „Говорит Москва“».

Прислушиваясь к содержанию, С.Х. воскликнул:

— Теперь я знаю, кто Аржак! Это Юлька Даниэль! Я сам подарил ему этот сюжет.

Лариса Богораз погрозила ему:

— Ты молчи об этом!

Но вскоре арестовали Синявского, а за ним и Даниэля.

Так окончилась десятилетняя эпопея Абрама Терца и Николая Аржака, и над ними начался уголовный суд, первый публичный суд над инакомыслящими интеллигентами. Процесс вел сам председатель Верховного Суда СССР Л.Смирнов. Подсудимые держались на суде стойко и мужественно.

К примеру, им задали стандартный вопрос: «Вы признаете себя виновными в нарушении советского закона?»

Во время тысяч предыдущих процессов 1930—1950-х годов подсудимые из страха вынужденно признавались. Но Синявский и Даниэль ответили отказом признать свою вину.

Советская власть много раз тайно расправлялась с неугодными писателями. Так погибли десятки, среди них И.Бабель, Э.Багрицкий, О.Мандельштам, М.Кольцов, Б.Пильняк и другие. Но на этот раз литература впервые была под публичным судом, впервые это стало не тайным, а публичным ударом по свободомыслию в обществе. Многие интеллигенты ринулись на суд, сочувствуя подсудимым. Всех тайно фотографировали и за всеми вели слежку. Приходил на процесс и еще малоизвестный публике академик Андрей Сахаров. На каждом заседании бывал активист Александр Гинзбург, он вел записи и собирал материалы для публикации. Газеты повели массивную кампанию против Даниэля и Синявского, но в их защиту поступило в суд двадцать писем от общественности с восьмьюдесятью подписями, в основном членов Союза писателей.

За несколько дней до 5 декабря (Дня Конституции) в Московском университете и нескольких гуманитарных институтах были разбросаны листовки с «Гражданским обращением», отпечатанным на пишущей машинке. Автором обращения и инициатором демонстрации был Александр Есенин-Вольпин, сын Есенина, сам поэт и математик.

Его уже дважды насильно заключали в психиатрическую больницу за «антисоветские стихи», а после смерти Сталина — за то, что передал за границу свой сборник «Свободный философский трактат».

Процесс Синявского и Даниэля был еще в самом начале, когда 5 декабря 1965 года у памятника Пушкину прошел первый массовый протест в поддержку гласности. Первыми смельчаками были Павел Литвинов[115], Александр Гинзбург, Петр Якир и Михаил Агурский. Молодые интеллигентные ребята выстроились под сенью памятника и развернули плакаты: «Прекратить суд над Синявским и Даниэлем!», «Прекратить цензуру!», «Мы требуем гласности!». Непривычные к протестам москвичи останавливались, читали. Не все знали, кто такие Синявский с Даниэлем, но большинство в страхе опускали головы и стремительно покидали площадь — как бы ни попасться!

К памятнику Пушкина все-таки пришли около двухсот человек. Задержали человек сорок. Милиция и переодетые агенты КГБ разорвали плакаты и разогнали демонстрантов: «Расходись! Не положено!»

Демонстрантов арестовали и увезли. Отпустили через несколько часов, большинство были студенты, их исключили из институтов.

Десятого февраля 1966 года суд вынес приговор: антисоветская агитация и пропаганда. Синявский и Даниэль получили соответственно пять и семь лет заключения в лагерях строгого режима. Когда они уже сидели в лагере в Мордовии, Александр Гинзбург составил посвященный процессу самиздатский сборник «Белая книга». Он же был редактором одного из первых самиздатских журналов «Синтаксис». Гинзбурга вскоре арестовали и отправили туда же[116]. Железный Шурик хотя бы частично выполнил свою угрозу об аресте «тысячи интеллигентов»[117]'. Процесс показал, что надежды на смягчение нового режима провалились, и это только усилило диссидентское движение.

В Уголовный Кодекс ввели три новые статьи: «клевета на советский строй», «оскорбление флага или герба» и «групповые действия, грубо нарушающие общественный порядок». В Комитете государственной безопасности организовали так называемое Пятое управление — по борьбе с «идеологическими диверсиями».

Моня Гендель тут же пустил шутку: «На пятую графу организовали целое Пятое управление КГБ».

По Мсскве распространилось письмо двадцати пяти виднейших деятелей науки и культуры в адрес нового кремлевского руководителя Брежнева о нарастании в стране тенденции реабилитировать Сталина. Среди подписавших письмо были Шостакович, тринадцать академиков (в том числе А.Д.Сахаров), знаменитые режиссеры, артисты, художники, писатели, большевики с дореволюционным стажем. Доводы против ресталинизации были выдержаны в духе лояльности («ресталинизация внесет разлад в советское общество, в сознание людей, ухудшит отношения с коммунистическими партиями Запада и т. д.»), но протест против возрождения сталинизма был выражен энергично.

* * *

Правозащитное движение возникло из противостояния, в авангарде которой стояли русские интеллигенты еврейского происхождения.

Одним из идеологов диссидентского движения был Лев Копелев. Бывший советский офицер, политработник в войсках, дислоцированных в Восточной Германии, после войны он был осужден за то, что открыто выступил против массового насилия советских солдат над немецкими женщинами. Копелев работал «ученым рабом» в «лагере-шарашке» вместе с Солженицыным. После освобождения писал для самиздата статьи, к примеру «О проблемах советской истории и современности», «О западной и восточной демократии».