Воины Карфагена. Первая полная энциклопедия Пунических войн - Евгений Родионов

За годы Второй Македонской войны сирийский царь весьма существенно увеличил свои территории. Он захватил не только южный берег Малой Азии, Абидос, Эфес и Южную Сирию, но также переправился через Геллеспонт и занял приморские области Фракии. Все это очень обеспокоило римлян, и в 196 г. до н. э. их посольство попросило Антиоха уйти из Фракии, но получило отказ. Его враждебное отношение к Риму становилось все более очевидным.

В таких обстоятельствах прибытие Ганнибала в Сирию было весьма своевременным. Антиох получал в союзники не только самого знаменитого полководца эпохи, но и живой символ непримиримой войны с римлянами. План Ганнибала был весьма претенциозен. Он брался организовать новое вторжение в Италию, для которого он просил всего лишь сто кораблей, десять тысяч пехоты и тысячу конников. С этими силами Ганнибал намеревался вначале переправиться в Карфаген и добиться его вступления в войну против Рима, но даже если это не получится, он все равно планировал высадиться в Италии, где его должно поддержать местное население. При этом Антиоху будет достаточно только ввести войска в Грецию, имитируя возможность нападения (Ливий, ХХХIV, 60; Юстин, ХХХI, 3, 7–10).

Чтобы подготовить операцию, Ганнибал решил заблаговременно заручиться поддержкой своих сторонников в Карфагене. Для этого он отправил туда уже выполнявшего ранее его поручения тирийца Аристона, который должен был вступить в контакт с нужными людьми. Однако его прибытие в Карфаген привлекло к себе внимание, и не успел он приступить к своей миссии, как в нем стали подозревать агента Ганнибала. Аристон был схвачен и допрошен в совете. Сразу доказать его причастность к антиримскому заговору не удалось, имен своих сообщников он не назвал, и было решено продолжить разбирательство на следующий день. Дожидаться этого Аристон не стал и бежал (Ливий, ХХХIV, 60; Юстин, XXXI, 4, 1–3). Таким образом, о привлечении Карфагена к вторжению в Италию приходилось забыть.

Насколько эта неудача повлияла на Антиоха, сказать трудно, но он отказался от замысла Ганнибала и не выделил ему запрашиваемых войск и кораблей. Несмотря на это, в Риме, где стало известно о деятельности Аристона, были всерьез обеспокоены растущей угрозой новой войны, и в 193 г. до н. э. к Антиоху было направлено посольство, в состав которого вошли Публий Виллий Таппул и Сципион Африканский. В их задачу входило не только разрешить накопившиеся спорные вопросы и добиться невмешательства Антиоха в дела Греции, но и разведать планы Ганнибала.

Римское посольство прибыло в Эфес, где как раз в то время находился Ганнибал, а Антиох, напротив, был занят походом в Писидию. Воспользовавшись этим, Виллий Таппул свел знакомство с самым страшным для римлян человеком, преследуя при этом сразу несколько целей. Он хотел не только проникнуть в его намерения, но и (это было бы, конечно, самым большим из всех возможных дипломатических успехов) превратить из врага Рима в его друга, а в случае неудачи просто скомпрометировать полководца в глазах Антиоха.

Во всяком случае, последней цели он достиг: по-пунийски хитрый римлянин настолько часто встречался с Ганнибалом, что это само по себе стало казаться подозрительным, и доверие сирийского царя к своему великому гостю серьезно пошатнулось. В ходе этих интриг Сципион Африканский еще раз имел возможность побеседовать со своим бывшим противником. Им было что вспомнить и обсудить. Заходила речь и о том, в чем они разбирались лучше кого бы то ни было: о военном искусстве, – и Сципион спросил, кого Ганнибал назвал бы величайшим полководцем. Тот ответил, что Александра Македонского, потому что он с небольшим войском разбивал огромные вражеские полчища и дошел до самых дальних стран. На второе место Ганнибал поставил Пирра, так как тот первым особое внимание уделил устройству лагеря (утверждение, по меньшей мере, спорное, учитывая традиции тех же римлян), превосходно использовал местность и расставлял караулы, а также умел расположить к себе людей, так что даже италийские племена предпочли его правление власти римлян. Наконец, третье место среди великих полководцев Ганнибал оставил за собой. Если Сципион и был задет таким невниманием к собственной славе, то не подал виду и, рассмеявшись, спросил: «А что бы ты говорил, если бы победил меня?», на что Ганнибал ответил: «Тогда был бы я впереди Александра, впереди Пирра, впереди всех остальных полководцев». Так Сципион вместо грубой лести дождался утонченной – из слов Ганнибала следовало, что победа над римлянином была бы высшим из всех возможных достижений полководческого гения (Ливий, ХХХV, 14; Плутарх, Тит Фламинин, 21; Аппиан, Сирия, 10; Юстин, ХХХI, 4, 6–8).

Последовавшие за этим переговоры римских послов с Антиохом ни к чему не привели, но зато Ганнибалу пришлось доказывать свою лояльность царю. Наконец, видя, что ему все еще не верят, Пуниец рассказал, что, когда ему было девять лет, он дал клятву никогда не быть другом римлян и в борьбе с ними на него можно целиком положиться (Полибий, III, 11). Эти слова рассеяли сомнения Антиоха, вот только план создания общей антиримской коалиции его перестал привлекать. Теперь он ставил не столь масштабные цели, ограничиваясь завоеванием Греции, обстановка в которой давала надежду на успех.

Несмотря на объявленное римлянами «освобождение» Греции от власти Филиппа V, их хозяйничанье на Балканах особенно сильно ущемляло интересы простого народа, который в некоторых областях уже начал восставать против поддерживаемой из Рима правящей аристократической верхушки. Именно в Антиохе они видели своего истинного освободителя, а Этолийский союз даже провозгласил его своим верховным вождем. Уверенный в легкой победе, он принял решение о начале войны за Грецию.

Что же до Ганнибала, то очень скоро его мнение опять перестало иметь ценность в глазах Антиоха. Вполне возможно, что царю надоели неуемные амбиции Пунийца и он опасался, что талантливый полководец будет использовать победы прежде всего для собственной выгоды. В этом его убеждал и один из лидеров Этолийского союза Фоант (Ливий, ХХХV, 42, 2–14). В результате Ганнибалу не только не выделили в управление войска, но и не приглашали на военные советы, а если и приглашали, то все его слова звучали впустую, как, например, перед самым походом, когда он настойчиво советовал заключить союз с Филиппом Македонским и готовить нападение на Италию (Ливий, ХХХVI, 7; 8, 1).

Осенью 192 г. до н. э. Антиох, имея в своем распоряжении всего десять тысяч пехотинцев, шесть слонов и небольшой конный отряд, переправился в Фессалию. Однако, вопреки его ожиданиям, подкрепления от греческих союзников оказались совсем не такими значительными, к римлянам перешли Македония, Ахейский союз, Афины, и соотношение сил оказалось не в его пользу. В апреле 191 г. до н. э. армия консула Манлия Ацилия Глабриона нанесла Антиоху сокрушительное поражение при Фермопилах, после которого сам сирийский царь еле спасся. Поздним летом 191 г. до н. э. у мыса Корика был разбит и флот Антиоха.

В 190 г. до н. э. война продолжилась, но на этот раз в наступление пошли римляне. Вторжение в Малую Азию было поручено консулу Луцию Корнелию Сципиону, но подлинным руководителем операции был его великий брат, Публий, сопровождавший армию в качестве легата. Казалось бы, перед лицом такого противника Антиоху стоило одуматься и воспользоваться, наконец, опытом и знаниями Ганнибала, но царь нашел для полководца достаточно неожиданное применение: его назначили командовать наспех сформированной в Финикии эскадрой. Выбирать Ганнибалу не приходилось, и он взялся еще раз выйти на бой против Рима. Правда, с римлянами ему сразиться так и не удалось. По пути в Эгейское море его эскадра столкнулась с флотом союзного Риму Родоса. Сражение произошло в августе 190 г. до н. э. у побережья Памфилии, при Сиде. Численность флотов была примерно одинаковой, но, хотя корабли Антиоха отличались большими размерами (так, среди них были три гектеры и четыре гексеры, то есть с семью и шестью рядами гребцов), качественное превосходство было на стороне родосцев. В ходе боя левому крылу сирийского флота, которым лично командовал Ганнибал, удалось потеснить противника, но за это время правое крыло во главе с придворным Антиоха Аполлонием было опрокинуто. Будучи не в силах сопротивляться всему вражескому флоту, Ганнибал тоже был вынужден бежать и активного участия в боевых действиях больше не принимал (Ливий, ХХХVII, 23–24; Корнелий Непот, Ганнибал, 8, 3–4; Зонара, 9, 20; Евтропий, 4, 4).