Илион - Дэн Симмонс

– Давай же, – заклинал он Сейви. – Убей его!

Еврейка приподняла оружие, но по-прежнему не целилась.

– Помыслил, постлюдишки червоточин наделали, червей развел – Сетебос, – изрек Калибан. – Просперо превратил червей в богов, а Сетебос из камня высек лики, а зеки прочно воздвигают их. Чутье твердит мне: Тихий – вот Создатель, Сетебос – просто жалкий ученик. Но отчего творения так слабы и беззащитны? Почему бы всех не заковать в кольчугу чешуи, а мягкие глаза не сделать жестким камнем? Хоть спорить бесполезно: Он един и волен в своих решеньях.

– Кто един? – не сдавалась старуха.

Чудовище сморщилось, собираясь вновь расплакаться.

– Слепая тварь лизнет любую длань за кус мясца. Сетебосу вдвойне приятен труд: ведь надо же занять бесчисленные руки.

– Калибан, – промолвила еврейка раздельно и мягко, словно обращаясь к ребенку. – Мы устали и хотим домой. Ты можешь нам помочь?

В глазах ужасного создания впервые блеснуло нечто непохожее на ненависть или самоедство.

– Да, леди, Калибану путь известен, и лично Он желает вам добра. Но вам Его стезя знакома тоже: не вздумайте пускаться на обман.

– Тогда скажи нам… – заикнулась было еврейка.

– Сам-то Он таков! – встрепенувшись, воскликнуло чудовище, затем присело на корточки, свесило вниз несообразно длинные руки и принялось скрести мохнатую трубу когтями. – Ведь тут игра: не отгадаешь – смерть! Что? Угодить Ему и защититься? Ха! Если б Он хоть раз поведал как! И не надейся!

– Если бы ты помог нам вернуться, мы бы… – Старуха еще немного приподняла оружие.

– Мы все умрем! – выкрикнула тварь. – Просперо раздобыл нам Одиссея, но Сетебос услал героя в дальний путь. Просперо, что ни ночь, к Юпитеру взывает, шлет к Марсу человечков, Сетебос же расправу учинит им руками мнимых богов. Ведь тут игра: не отгадаешь – смерть!

Калибан перескочил на другой конец трубы, обхватил ее ногами, кувыркнулся вниз головой и выловил из мутного ила ящерицу-альбиноса с выколотыми глазами.

– Сейви, – глухо произнес девяностодевятилетний.

– Нет, мы не все умрем. – Чудовище пустило слезу и заскрежетало зубами. – Тот убежит, другой уйдет в пучину, а третий по ветвям – и был таков; а кто захочет милости снискать… что ж, главное – не вздумай повторяться!

– Стреляй, Сейви! – не сдержавшись, проговорил вслух Даэман, и гулкое эхо повторило его слова.

Старуха прикусила губу, однако взяла монстра на мушку.

– Ниц! – завизжал Калибан. – Падем пред Ним, возлюбим Сетебоса!

И он отпустил слепую ящерку, которая тут же нырнула в пруд, но по пути ударилась о скалу, где сидела еврейка.

– Взгляни на его ноги – и поймешь! – взревела мерзкая тварь и бросилась на первую жертву.

Старуха нажала на курок. Сотни отточенных дротиков из хрусталя вонзились в грудь чудовища. Чешуйчатая плоть порвалась, как бумага. Испустив жуткий вопль, Калибан рухнул на вершину каменного столба, ухватил еврейку своими невыносимо длинными руками и одним щелчком могучих челюстей почти перекусил противнице шею. Сейви умерла без единого вскрика. Тело обмякло в страшных объятиях монстра, голова запрокинулась назад, оружие выпало из похолодевших пальцев и ушло в темную пучину.

Обливаясь кровью, чудовище вскинуло обагренную морду к потолку грота и протяжно завыло. Затем подхватило мертвую старуху под мышку, прыгнуло в бурлящую воду. Черная пена скрыла все следы.

Настал день рождения Ханны, Первая Двадцатка. Ада прокатилась вместе с юной подругой до факс-узла и с улыбкой проследила за тем, как именинница вошла в павильон в сопровождении войникса и двух сервиторов. Однако уже на обратном пути хозяйку Ардис-холла начали не шутя глодать сомнения.

Девушку и раньше томили дурные предчувствия. С того самого часа, как быстрый соньер унес Хармана в небеса. Нет, она, конечно же, не ждала, что любимый сдержит слово и примчит за ней на космическом корабле. Пустое, детские выдумки! Но когда через два дня друзья не вернулись… И через три… На четвертый волнение Ады сменилось гневом. Прошла неделя – и злость опять переросла в тревогу, более глубокую и мучительную, чем девушка сама от себя ожидала. Миновало еще семь дней. Хозяйка Ардис-холла не знала, что и думать.

Прибывающие гости – а их теперь исчисляли сотнями – не принесли ни единой весточки о пропавшей троице. На четырнадцатое утро Ада прокатилась в одноколке до факс-портала и, чуть помедлив у павильона (а собственно, чего бояться-то?), перенеслась в Парижский Кратер.

Мать Даэмана от беспокойства не находила себе места. Сын и прежде пропадал на вечеринках неделями; однажды, за год до Первой своей Двадцатки, загулял аж на целый месяц, увлекшись охотой на бабочек. Правда, молодой мужчина всегда находил возможность передавать матери новости: мол, нахожусь там-то, вернусь тогда-то… Но чтобы вот так, ни слуху ни духу?

– Ну что вы, успокойтесь, – утешала Ада, поглаживая руку женщины. – Харман отлично присмотрит за ним, да и Сейви тоже…

На взрослую женщину ее слова произвели впечатление. Самой же девушке сделалось только хуже.

Спустя две недели после этого памятного разговора Ада ехала в одноколке по родным холмам, возвращаясь домой. Ее одолевали разные мысли.

За последний месяц Ардис-холл наводнили толпы людей. Если в первый раз девушка вернулась из Парижского Кратера глубокой ночью и не могла по достоинству оценить произошедшие изменения, то сейчас вид с вершины пригорка заставил ее ахнуть.

Вокруг холма с белоснежным строением колыхалось пестрое море палаток.

Поначалу выслушать учение сына Лаэрта на покатой лужайке за особняком явилось десять—двадцать гостей, не больше. Но десятки превратились в сотни, а теперь уже и тысячи. В Ардис-холле имелась всего лишь дюжина повозок, и каждая работала на износ. Войниксы, как положено, безмолвно напрягались, обслуживая посетителей – в основном мужчин – днем и ночью, однако хранили до странного угрюмый вид. Довольно скоро первые из учеников Одиссея стали по очереди дежурить у факс-портала, объясняя новеньким (а это было очень нелегко), что преодолевать безумно долгий путь – милю с четвертью – придется пешком. Как ни удивительно, те покорно соглашались. А потом брели обратно, чтобы возвратиться через пару дней в еще более многочисленной компании, где опять-таки преобладали мужчины. Некогда уединенный особняк на глазах превращался в оживленный городской центр.

Дюжины и дюжины палаток воздвигали, разумеется, войниксы, но ухаживали за ними уже люди. В некоторых шатрах спали, в других готовили пищу, в третьих питались, четвертые располагались чуть поодаль: Одиссей объяснил своим последователям, как правильно выкопать отхожее место. Во время всего этого сумасшествия мать Ады наведалась в Ардис-холл всего лишь однажды: огляделась, факсовала к себе в Уланбат и с тех пор не показывалась.