Другая музыка нужна - Антал Гидаш

на руки Мартона, буквально прилипал глазами к его лицу, подстерегал каждый знак, улыбку в уголках губ, ободряющие и недовольные движения головы, падающие на лоб кудри, вместе с которыми одновременно дергался и смычок, и лились блаженные стаккато, неистовые вздохи барабанов, потом глубоко гудела виолончель, восхищенно и заливисто смеялись верхние регистры рояля.

Наконец Мартон поднял руку и строго огляделся. Еще раз ударил в барабан, низко склонившись над ним, и весь оркестр, словно обессилев вконец, тяжело вздохнул и замолк.

— Где вы учились? — спросил примаш, едва переводя дух от волнения.

Мартон пожал плечами. Что он мог ответить?..

— Скажите… Мы не выдадим вас…

Мартон опять пожал плечами.

— Много песен знаете?

— Много.

Примаш взял смычок, пальцы его приникли к шее скрипки и забились. Закружились звуки.

— Эту, например, знаете?

Конечно, он знал и эту и еще уйму других, а если не знал случайно, сопровождал сперва тихо, будто так и надо, и только во второй раз — в полную силу. Барабан колотил себя палкой в грудь, тарелка озорничала, треугольник устраивал звон-перезвон.

— Все в порядке, — сказал примаш. — Каждый вечер играем с шести до двенадцати. Устраивает?

— Да, но только при одном условии. — И он посмотрел на молчаливого пианиста, который все время играл с таким выражением лица, будто и дела нет до бегавших по клавишам пальцев. — При условии, что вы научите меня по нотам играть на рояле.

Пианист отвернулся. Вместо него ответил примаш:

— Ладно, только не сейчас… Но ходить с барабаном и собирать деньги будете вы.

— Собирать деньги?

— А как же вы думали? Хозяин ведь почти ничего не платит… Главный доход у нас — чаевые. Вы получите из них двадцать процентов.

— А мне лучше ничего не надо, только попрошайничать я не пойду. — Юноша залился краской.

— Глупый! Ведь такой молодой и красивый парень подходит для этого дела как раз больше других. Черные узкие брюки, белая сорочка…

— А у меня нет черного костюма…

— Купим… в кредит…

— Но я прошу все-таки, если можно…

— Что ж, тогда не смогу вас взять, — решительно сказал примаш.

Он знал людей и ничуть не сомневался, что парень согласится в конце концов. Разве что придется наблюдать, как бы он не выкинул какую-нибудь штуку. А вообще ведь такой красавец — находка! Одни глаза чего стоят!

— Ну да ладно… А как же с обучением на рояле? — начал опять Мартон и вдруг обернулся к пианисту. — Вы тоже только на слух играете?

— Я консерваторию закончил, — впервые раскрыл рот пианист.

— Ну что ж, тогда по рукам! — крикнул примаш. — А теперь, — и, вынув бумажник, он заглянул в него, — теперь пойдем к старьевщику на улицу Петефи. Выберем превосходный черный костюм. И белую сорочку к нему, воротничок, галстук, лаковые туфли и носки со стрелкой! Ого!..

— Лаковые туфли? — переспросил Мартон, похолодев.

— Ну да.

— Тогда… тогда уж лучше пальто. Мое больно износилось, холодно в нем…

— В кафе-то вы не будете сидеть в пальто. А на улице?.. По крайней мере, после закрытия прямо домой побежите, а не к девкам на улицу Конти… Триппером болели?.. Ну-ну-ну!.. Я пошутил… Подумаешь, невидаль какая! Триппер! Придете, наденете костюм, а перед тем как домой пойти, снимете. Так и будет, пока окончательно не расплатитесь. Ха-ха! Я ведь верю только в отсутствие добродетели. — Примаш рассмеялся. Он чувствовал себя уже на коне. — Нынче вечером начнем. — Но, заметив, что юноша помрачнел, добавил: — Ну, ладно! Господин Роберт, — обратился он к пианисту, — через шесть недель вы уже сможете заняться обучением этого молодого человека, не правда ли?

Г-н Роберт не ответил. Примаш положил мягкую, пухлую руку Мартону на плечо.

— Берегитесь дам-посетительниц, но мужчин тоже…

Оркестранты засмеялись.

Мартон почувствовал отвращение. Он насупил брови. Примаш понял, что снова попал впросак, что с этим мальчиком надо разговаривать совсем иначе. И подумал: может, именно с помощью такого вот мальчишки и прибавится доход. Если он придется посетителям по душе, то и в барабан больше монет упадет.

— Я только пошутил, — сказал он Мартону. — Мы ведь люди неиспорченные: больше языком болтаем… Ну, пошли… Купим одежду. И если все пойдет на лад, в первую же неделю нового года справим и теплое пальто. Потом начнете учиться играть на рояле.

А про себя подумал: «И еще звезду с неба тебе приволоку… Да я за полгода из тебя такого альфонса сделаю, будь здоров!..»

2

Кафе «Сорренто» и оркестр готовились к встрече Нового года. Это была самая доходная ночь в году. Власти разрешили не закрывать кафе до пяти утра.

…Мартон уже три недели играл в оркестре. Про рояль не заговаривал, почуяв, что снова ничего не выйдет. Видно, этот инструмент создан не для него. Даже в витрине магазина Зденко он, казалось, отодвигался все дальше и дальше. Когда-то был на расстоянии двух тысяч девятисот крон, потом таблички сменяли одна другую — три тысячи двести, четыре тысячи пятьсот, а под конец рояль отдалился от Мартона уже на одиннадцать тысяч крон-километров.

«Как странно: тот же самый рояль… — размышлял Мартон. — Откуда Зденко известно, что он стоит ровно одиннадцать тысяч крон? Купи я его тогда, еще давно, у меня было бы девять тысяч сто крон чистой прибыли. Вот так, ни за что ни про что… Стало быть, это и есть спекуляция? Интересно!.. Куплю… Держу… Продаю. Снова покупаю… Снова продаю… А в конце концов у меня все равно только один рояль? Как же богатеют тогда!..»

Ему было непонятно все это, и он решил спросить Йошку Франка.

Но объяснение пришло от Пишты.

— Во-первых, Зденко не спекулянты. Спекуляция совсем другое дело. Спекулянт жульнически раздобывает по твердой цене товары, которые государство выдает по карточкам, потом продает их втридорога. А люди покупают, потому что этого товара либо нет, либо его не хватает. Вот что такое спекуляция. Зденко не этим занимаются. Они и в мирное время платили рабочим меньше, чем полагалось, а разницу клали себе в карман. Вот и разбогатели. Теперь тем же рабочим платят вдвое больше, чем в мирное время, а рояли продают в пять раз дороже. Понял?

— А почему продают в пять раз дороже?

— Потому что покупают у них.

— Почему же не платят тогда и мастерам в пять раз больше?

— Платят столько, сколько вынуждены платить.

— Сколько вынуждены? А почему вынуждены платить лишь столько?

— Потому что государство защищает Зденко, а не их рабочих.

— Это несправедливо: рояли-то изготовляют рабочие.

— Но фабрика принадлежит Зденко, и рояли продают они.

— Так пусть продают те, кто изготавливает.

— Вот этого мы и