Никон - Владислав Бахревский

Кудеяр подбежал к крестьянину, встал на колени перед ним.

– Я клянусь тебе и каждому сеятелю клянусь. Клянусь памятью отца и матери – вечных работников! Я, Кудеяр, отомщу за все ваши обиды: да будет это поле мне укором, да будет сниться оно мне каждую ночь, коль позабуду клятву или изменю ей!

Крестьянин с испугом смотрел на Кудеяра. Смотрел, слушал, пятился и бросился бежать.

2

Вечером Кудеяр отвел Ваньку Кафтана в сторону и сказал ему:

– Ты человек умный и сильный. Люди слушаются тебя. Поезжай к Белгородской черте, собери ватагу людей дерзких и в военном деле умелых. Приведешь ватагу на то место, где стан задумали ставить. Для себя жить – брюхо нажить. Жить для людей – сердце возвеличить!

И уехал Ванька Кафтан товарищей себе да Кудеяру сыскивать.

3

Мужики Собакина строили боярские хоромы.

Стрельцы, оставленные Плещеевым, глаз с них не спускали.

Лето в разгаре, а дождей не было. Жара томила.

Стрельцы, разморившись, пили в тенечке квас, бабы принесли им котелок со щами, а другой с кашей.

– Поди в било стукни! – сказал старшой самому молодому. – Пусть шабашат, жарко больно.

Молодой стрелец нехотя поднялся с травы, пошел к срубу, на углу которого висела железная доска. Стукнул три раза. Топоры тут же умолкли. Плотники потянулись к речке. Лезли в воду, гоготали, как гусаки, фыркали.

Помывшись, пошли к артельному котлу, где бабы варили варево. Причесались, помолились, достали ложки.

У стрельцов дело шло скучно. Холодный квасок остудил нутро, согнал ленцу, и тут уж, конечно, захотелось чего-либо покрепче.

Молодой стрелец выждал, пока вялый разговор совсем помер, послушал, как сосредоточенно сопит старшой, и сказанул:

– Выпить бы, а то есть ну совсем не хотца!

– Право слово! – подхватили стрельцы, посматривая на старшого.

– Кусок в глотку никак нейдет!

– По чарке не грех, – согласился старшой, и все вздохнули с облегчением, и сам он вздохнул.

Выпили, и разговор пошел. Только ведь о чем ни говори – нечистую силу миновать невозможно.

– В селе у нас было! – пошел молотить языком молодой стрелец.

– Свояк мой по грибы ходил да и заплутался. И встретился ему человек. «Пошли вместе, – говорит, – авось найдем дорогу». И точно: за кустик повернули – дорога сама в ноги легла. Шли, шли – кабачок. Приятель и говорит: «Выпьем?» А свояк тоже человек серьезный, согласился. Вино встречный сам заказывает, чарочку себе, чарочку свояку. Свояк-то у меня мужик умный. Взял да и перекрестил вино. Перекрестил и очутился на церковной крыше. До утра сидел, пока не сняли.

– Чего только не бывает! – поддакнули стрельцы.

– О Кудеяре давно не слыхать, – начал старшой и не договорил.

На дороге пыль столбом. Явились молодцы лесные. Подскочили к стрельцам, окружили.

– Скидавай все, что есть на вас!

Одежонку похватали, оружие поделили, а стрельцов – купаться. К плотникам подъехал Кудеяр. Сошел с коня, сел среди обедавших. Дали ему ложку. Он варева похлебал, похвалил и говорит:

– Дело у меня к вам! Хочу в тайном месте для моих людей городок поставить. Кормить хорошо буду. За работу заплачу так, как царь не каждому стрельцу платит. По десяти рублей.

Мужики повеселей стали.

– А сколько работать-то?

– Чем скорее управитесь, тем лучше. До зимы городок построить надо.

– Нас в лес заберешь, а бабы тут останутся? – спрашивают.

– Берите с собой. Может, кому по нраву будет разбойная жизнь!

– Наше дело подневольное, – отвечают, – а коль понравится у тебя, отчего ж не остаться, останемся.

– Не обижайтесь только! – попросил Кудеяр. – Мешки на вас надену, чтоб дороги нашей не знали, чтоб спроса с вас не было.

1

Городок стоял вокруг озера. Избы просторные, с печами и трубами, со слюдяными оконцами, с хлевами и амбарами. За деревней частокол: тонкие бревна в два ряда, остро заточенные и чуть наклоненные к лесу. За частоколом ров, за рвом другой частокол, массивный и высокий. За этим частоколом еще один ров и скрытые от глаз ямы и капканы. Всего одни ворота, с подъемными мостиками через ров. А еще были ходы подземные. Про них не каждый разбойник знал.

Кудеяр взял железный пестик и трижды ударил в било.

Захлопали двери в избах. Наспех одетые люди бежали к дому Кудеяра. Когда все собрались, Кудеяр сказал:

– Радуйтесь, люди! Авдотья, жена Аксена, родила вольного человека.

– Ура! – озорно завопили разбойники, жены их и чада.

– Разводи огонь под большими котлами. Отпразднуем счастливый день нашего товарища!

– Ура! – снова крикнули разбойники и побежали по местам: кто дрова носить, кто печь топить, кто на скотный двор по мясо.

Площадка перед Кудеяровым домом опустела, а радостный Аксен помрачнел вдруг и полез пятерней в затылок.

– С попом-то как быть? Крестить мальчишку надо.

– Попа спрашивай с дружка своего. Микита Шуйский, помнишь, ты мне о попе говорил, который тебя за царя-то принял?

– Помню! Помню! – торопливо сказал беглый стрелец.

– Возьми троих ребят и вези попа со всем скарбом. Хороший поп-то?

– Хоть куда! Четверть выпьет – стоит. Ни туда ни сюда не сдвинешь. Вторую выпьет – сядет.

– Сколько же ему надо, чтобы лег? – засмеялся Кудеяр.

– А в лежачем состоянии отца Михаила ни я не видывал, ни кто другой.

Подошел Холоп к Кудеяру.

– Теперь меня послушай, атаман. Затеваешь пир, а хлеба на неделю осталось. Артельской скотины на сегодняшнее хватит, а на завтрашнее…

– Бери двадцать человек. Поезжайте после пира. Да смотри, Холоп, крестьян не трогай. Набег сделаешь в сторону второй Белгородской черты. Понял?

– Далеко, атаман.

– Сбить надо с толку воевод. Пусть Кудеяра под Воронежем ищут.

2

В длинной высокой избе, построенной для пиров и общих сходов, собрались на крестины вольные люди Кудеяра. За столом сидели дубовым, на устланных волчьими шкурами лавках. В конце стола место Кудеяра. По правую и левую руку два полнехоньких котла. В одном обарный мед, шипучий, хмельной, на пуд меда полпуда хмеля, вскислый, на льду остуженный. В другом котле мешанина. Все, что было, слили в одно: и водку простую, и добрую боярскую, и двойную. На закуску грибки да огурчики – грибки с ноготок, огурчики с мизинчик. На еду запрещенная попами зайчатина с репой под взваром. А чтоб знали наших – куриные пупки, шейки, сердца, печенки, чего бояре не каждый день кушают.