Ночные кошмары и фантастические видения - Стивен Кинг

«О черт, подожди минутку, – думал он. – Мы просто последниев этом мире упрямые оптимисты, вот и все – большинство из нас не заботитсяпристегивать ремни безопасности, и мы охотно сидели бы у края бейсбольногополя, куда со страшной скоростью летит мяч, совершенно не беспокоясь, есть литам защитная сетка».

– Что там такого смешного, мистер Пирсон? – спросилРайнеман, и Пирсон вдруг почувствовал, что улыбается во весь рот.

– Ничего, – ответил он. – Ничего существенного.

– Ладно, только не обижайтесь на меня.

– Я обижусь, если вы не будете называть меня Брэндон.

– Вот как, – сказал Райнеман, видимо, обдумывая этопредложение. – Ну хорошо, если вы будете называть меня Дьюк и мы не опустимсядо Би-Би, или Буби, или чего-нибудь в этом роде.

– Об этом можете не беспокоиться. Хотите я вам кое-чтоскажу?

– Конечно.

– Это самый удивительный день в моей жизни.

Дьюк Райнеман кивнул без ответной улыбки: – И он еще незакончился.

Пирсон решил, что Дьюк нарочно выбрал таверну Галлахера-совершенно не типичное для Бостона идеальное местечко, где двое банковскихслужащих могли бы обсудить дела, дающие знакомым основание сомневаться вздравости их ума. Самая длинная стойка, которую Пирсон когда-либо видел не вкино, а наяву, огибала огромную танцевальную площадку, на которой три парочкизадумчиво покачивались в такт исполняемой дуэтом Мэри Стюарт и Трэвис Триттпесенке «От этого тебе больно не будет».

Будь площадь бара поменьше, он был бы переполнен, но высокиестулья были так ловко расставлены вдоль этой немыслимо длинной беговой дорожкикрасного дерева, что создавалось ощущение уединения, словно в отдельныхкабинках. Пирсону понравилось. Слишком легко было представить, какчеловек-летучая мышь (а то и парочка их) сидит на стуле (или на насесте) всоседней кабинке и внимательно прислушивается к их разговору.

«Разве не это называется мышлением осажденной крепости,старина? – подумал он. – Долго же ты до этого додумывался!»

Нет, решил он, пока что ему все равно. Он просто былблагодарен, что не надо осматриваться по сторонам, пока они будут говорить…Вернее, пока будет говорить Дьюк.

– Ну как, годится? – спросил Дьюк, и Пирсон удовлетвореннокивнул.

С виду вроде один бар, размышлял Пирсон, проходя вслед заДьюком под внушительной табличкой «КУРИТЬ РАЗРЕШАЕТСЯ ТОЛЬКО В ЭТОМ КОНЦЕ», нона самом деле их два… Так же, как в пятидесятые годы любая забегаловка на Югеделилась на две части: для белых и для черных. И теперь, как и тогда, четковидна разница. Посередине зала для некурящих стоял «сони» с экраном чуть ли нево всю стену; в никотиновом же гетто к стенке был привинчен болтами старенькийзените с выразительной надписью: «ВЫ ИМЕЕТЕ ПОЛНОЕ ПРАВО ПОПРОСИТЬ В ДОЛГ, А МЫИМЕЕМ ПОЛНОЕ ПРАВО ПОСЛАТЬ ВАС НА…». Здесь и стойка была погрязнее – сначалаПирсон решил, что ему это показалось, но, присмотревшись, убедился, что фанеракое-где вздулась и сплошь покрыта кругами от стаканов. И, конечно, густой,горьковатый запах табачного дыма. Можно было поклясться, что он исходит отстула. Парень, читавший сводку новостей на стареньком закопченном экране,походил на умирающего от недоедания; он же на громадном экране для некурящихимел такой вид, будто только что пробежал стометровку за девять секунд и послеэтого десятый раз подтягивается на перекладине.

«Проходите на задние места в автобусе, – думал Пирсон, собостренным любопытством рассматривая своих собратьев по десятому часу. –Ладно, нечего жаловаться; через десять лет курящих вообще никуда не будутпускать».

– Сигарету? – спросил Дьюк, словно читая его мысли.

Пирсон посмотрел на часы и принял подарок, прикурив отзажигалки Дьюка – подделки под «ронсон». Он глубоко затянулся, с наслаждениемвдыхая дым и получая удовольствие даже от легкого головокружения. Конечно, этоопасная привычка, даже смертельная; а как же иначе, если она так овладеваеттобой? Просто мир так устроен, вот и все.

– А вы? – спросил он, заметив, что Дьюк прячет пачку вкарман.

– Я могу потерпеть, – улыбнулся Дьюк. – Я же затянулся парураз перед тем, как сесть в такси. И еще выкурил лишнюю за ленчем.

– Вы себя ограничиваете, да?

– Угу. Обычно я себе позволяю за ленчем одну, а сегодня вотпринял две. Вы меня сильно напугали, знаете ли.

– Я и сам сильно испугался.

Подошел бармен, и Пирсон поразился, с какой ловкостью тотизбегает струйки дыма, вьющейся от его сигареты.

«Не знаю, понимает ли он… Но если бы я выпустил дым ему влицо, спорю, он перепрыгнул бы через стойку и набил бы мне морду».

– Что желаете, джентльмены?

Дьюк заказал два пива «Сэм Адамс», не спрашивая Пирсона.Когда бармен отошел, Дьюк наклонился к Пирсону и сказал:

– Не наваливайтесь сразу. Сегодня не стоит напиваться. Идаже быть на взводе.

Пирсон кивнул и бросил пятерку на стойку, когда барменпринес пиво. Он сделал большой глоток, потом затянулся сигаретой. Некоторыесчитают, что сигарета особенно вкусна после еды, но Пирсон с ними не былсогласен: в глубине души он был уверен, что не яблоко вовлекло Еву впервородный грех, а пиво с сигаретой.

– Так чем вы пользовались? – спросил Дьюк. – Вшитойполоской? Гипнозом? Доброй старой американской силой воли? Судя по вашему виду,вшивали полоску.

Если Дьюк хотел рассмешить его, то это у него не получилось.Пирсон сегодня много думал о курении.

– Да, вшивал, – признался он. – Я носил ее года два послетого, как родилась дочка. Я только посмотрел на нее в роддоме и решил бросить.Я считал сумасшествием выкуривать по сорок-пятьдесят сигарет в день, когда мнееще восемнадцать лет отвечать за это юное существо. – «В которое я немедленновлюбился», – хотел добавить он, но решил, что Дьюку и так понятно.

– Не говоря уже о том, как вы привязаны к жене.

– Не говоря уже о жене, – согласился Пирсон.

– Да еще куча братьев, невесток, сборщиков налогов,арендаторов и друзей дома.

Пирсон расхохотался и кивнул:

– Да, именно так.

– Но не так все легко, как кажется, да? Когда четыре часаутра и не можешь уснуть, все это благородство куда-то улетучивается.

Пирсон искривил губы:

– Или когда надо идти наверх и вкалывать на Гросбека, иКифера, и Фаина, и всех прочих начальников. В первый раз, когда мне пришлосьидти туда и воздерживаться от сигареты… Ох, и тяжко было. – Но на какое-товремя вы совсем бросили.