Собрание сочинений - Лидия Сандгрен

обсуждают серьёзные темы, почему-то было трудно; казалось, что они, как куклы-марионетки, живут только на сцене, а всё остальное время хранятся в ящике), и внезапно понял, что доктор Викнер уже какое-то время рассказывает ему о «беллетризованных биографиях». Услышав, что именно такую биографию Леонардо да Винчи его тесть только что закончил, Мартин встревожился.

– Я сразу понял, что она как раз для издательства Мартина. – Так, реплика брошена, и время на то, чтобы натренировать выражение лица «сожалею, но», у Мартина есть. Он поведал тестю о положении дел, сказал, что, возможно, их фирма вообще ничего больше не сможет издать, а Ларс, слушая, милостиво кивал.

– Разумеется. Разумеется. Я всё понимаю. Но в любом случае, взгляни… Эммануил? Эммануил! Принеси из багажника зелёную сумку.

То, что одержимость доктора Викнера бабочками и провал затеи с импортом ковров выльются в колоссальный литературный проект, даже не удивляло. Будучи, судя по всему, действительно хорошим хирургом, он почему-то не мог навсегда посвятить себя медицине. И периодически уходил с работы, влекомый какой-нибудь светлой, но безнадёжной идеей. На сей раз это была рукопись – почти шестьсот страниц в трёх папках из искусственной кожи, – созданная с прицелом на издательство зятя. Мартин удалился в библиотеку. Лучше отделаться от этого сразу.

Первые страницы описывали обстановку в Анчиано пятнадцатого века. Сер Пьеро появился на пятой странице, после бескрайних оливковых рощ, мирно пасущихся коз и каменных домов, залитых солнцем, чей «сильный, ясный и всепроникающий» свет должен был символизировать главного героя. Сам Леонардо всплывал – Мартин пролистал вперёд – на странице сорок два в виде младенца. Мартин открыл папку наугад примерно в середине.

«О-о, – изрекла Изабелла д’Эсте хорошо модулированным голосом с примесью печали. – Я не могу поверить, что человечеству уготована такая судьба. Это было бы ужасно. Нужно найти что-то ещё!»

«Только при встрече с Богом убогое существование человека обретает какой-то смысл», – прогремел кардинал и погладил длинную ухоженную бороду рукой, украшенной кольцами с драгоценными камнями, и посмотрел на даму подёрнутым поволокой, но несколько критическим взглядом.

За час, проведённый с рукописью о Леонардо, у Мартина практически угасло желание побывать в Италии. Глаз застревал в громоздких придаточных, все герои разговаривали как Айвенго, Леонардо был удивительно галантным, изобретательным, проницательным, праведным, гениальным плюс ещё множество эпитетов, которые складировались в штабеля, теряя всякий смысл. И, похоже, он вовсе не был гомосексуалом; его дружеские отношения с учениками описывались как исключительно платонические. Мартин даже пробежал глазами несколько глав в поисках обратного, что могло бы хоть как-то оживить «шедевр». На страницах не было ни одной орфографической или пунктуационной ошибки. И никаких карандашных пометок.

Всё это одновременно раздражало и огорчало.

Мартин стоял у окна и думал, как лучше сообщить об отказе доктору Викнеру, когда в дверях появилась Сесилия. В ней что-то изменилось. Он не сразу понял что. Вместо пижамы она была одета в тренировочную форму.

– Тут для тебя почта, – она протянула ему пакет. – Это, наверное, книга, о которой говорил Пер.

Так он и думал: дешёвая бумага, плохая обложка. На обороте портрет длинноволосого юноши, покрытые татуировками руки сложены крест-накрест, прищуренный взгляд и выражение лица как бы говорят потенциальному читателю: забей на книгу, пойдём лучше ко мне домой.

– Что это? – спросила Сесилия.

– То, что, как считает Пер, мы должны издать, хотя я, честно говоря, не понимаю, как нам…

– Нет, я имею в виду папки.

– А-а, это твой отец пытается пристроить свой чрезвычайно многоречивый роман о Леонардо да Винчи…

В тексте под фото Лукаса Белла было минимум два восклицательных знака, а также слова «секс», «наркотики», «рок-н-ролл»; книгу, видимо, сочинил какой-то обдолбанный семнадцатилетний.

– Только не говори, что он написал это сам.

– Mais oui, ma chère [201]. Он лишит тебя наследства, если я откажу?

– Я перестану тебя уважать, если ты не откажешь. – Она наклонилась и поцеловала его в щёку, быстро и легко. Через мгновение он уже слышал, как на улице шуршит под её ногами гравий. Мартин открыл «Одно лето в аду», сосредоточился, взял красную ручку, готовый дать волю чувствам, которые сдерживал, читая о Леонардо. Серая, грубая бумага, плохо подобранный шрифт. Его раздражало уже то, что юнец на обложке позировал как рок-музыкант.

Но он прочёл одну главу, и на полях не появилось ни одной возмущённой пометки. Он прервался, чтобы налить кофе и сходить за словарём. Прогнал Ракель, которая пришла позвать его ужинать. Ещё через час зажёг лампу, вспыхнул яркий свет, и только тогда Мартин понял, что в комнате уже темно.

Когда он дочитал, часы показывали начало одиннадцатого. Мартин осмотрелся, нашёл телефон и прижал трубку плечом к уху. Ему казалось, что после набора очередной цифры проходит вечность, прежде чем диск вновь возвращается в изначальное положение.

V

ЖУРНАЛИСТ: К вопросу о сочинительстве как о марафоне. Я подумал о писательском ступоре, когда просто не пишется, – у вас был подобный опыт?

МАРТИН БЕРГ: Да, и это может быть очень болезненным. Ступор может возникнуть по разным причинам. Ты закрыт, ничего не получается. Единственное, что можно сделать в этой ситуации, – продолжать работать, я так считаю. Вопреки всему. Тут многое определяется психикой.

ЖУРНАЛИСТ: Но если получается плохо? Если автор недоволен написанным?

МАРТИН БЕРГ: Даже если вы написали пять строчек, у вас уже есть то, от чего можно отталкиваться. Лист бумаги не должен вызывать страх. Это самое главное. Нельзя бояться неопределённости. Надо просто довериться самому себе и смотреть, куда это приведёт.

* * *

Снова наступила осень. Ракель вернулась из школы с новыми рабочими тетрадями, Мартин с некоторым страхом прочёл её написанное старательным почерком сочинение на тему «МОИ КАНИКУЛЫ».

Мне было очень весело. Моя мама спала, а мой папа работал. Мой младший брат очень противный, но мой дядя, которого зовут Эммануил, добрый. Мы катались на мопеде и покупали конфеты в киоске.

В начале семестра Сесилия встретилась со своим научным руководителем и, вернувшись домой, рассказывала о диссертации, о семинаре, который начнётся этой осенью, о конференции, где только что защитившийся коллега представит свою работу:

– А у меня материала намного больше, чем у него. Я хочу сказать, что это не так уж и сложно, да?

Полдня она приводила в порядок свой кабинет. Собрала несколько мусорных мешков, а когда Мартин заглянул, чтобы спросить, не хочет ли она кофе, то обнаружил, что она сидит на полу по-турецки и читает, рассеянно грызя ноготь большого пальца.

– Это, – она кивком показала на текст, – местами