Черепаший вальс - Катрин Панколь

Он не пришел.

Она заплакала, сидя в кресле, слезы падали на платье цвета слоновой кости. Не стоит его пачкать. Мое прекрасное платье новобрачной.

Она прикончила бутылку красного вина и приняла два стилнокса.

Легла спать.

Он дал ей понять, что приехал, громко включив музыку.

Она дала ему понять, что готова подчиниться. Не спустившись и не позвонив ему в дверь.

В первый вечер Жозефина легла спать на диване в гостиной. Дом был разорен, спальни остались без крыши. Ложась на кровать, можно было видеть черное набрякшее небо, вспышки молний и полосы дождя. Ночью ее разбудили раскаты грома и тоскливый вой Дю Геклена.

Она сосчитала раз, два, чтобы понять, насколько быстро идет гроза. Три сказать не успела, молния озарила сад. Раздался страшный треск, за ним шум падающего дерева. Она подбежала к окну и увидела, что огромный бук рухнул на ее машину. Автомобиль сложился вдвое, заскрежетал покореженный металл. Моя машина! Она побежала к счетчику. Электричества не было. Еще одна вспышка молнии озарила черное небо, и в ее свете она могла убедиться, что машину раздавило в лепешку.

На следующий день она позвонила мсье Фове. Жена кровельщика ответила, что он перегружен заказами.

— У нас здесь разрушения во всех домах. Кроме вас еще полно народу! Он появится в первой половине дня.

Она принялась ждать — а что ей оставалось делать? Поставила тазы в местах, где текло. Позвонила Гортензия. Мам, я еду в Сен-Тропе к друзьям. В Корчуле тоска была смертная. Мам, я больше не люблю богачей! Нет, шучу. Я люблю умных, интересных, скромных, образованных богачей… Ты не знаешь, такие бывают?

Позвонила Зоэ. Связь была такая плохая, что Жозефина слышала ровно половину. Она разобрала «все хорошо, у меня садится батарея, люблю тебя, побуду еще неделю, Филипп не про…»

— Филипп не против, — прошептала она в тишину, закончив разговор.

Жозефина пошла на кухню, открыла шкафы, достала пакет печенья, варенье. Подумала про морозилку и про все продукты, которые теперь пропадут. Нужно позвонить Ирис, спросить, что мне с этим делать…

Она позвонила Ирис. Отчиталась, стараясь не поднимать панику, но упомянула о том, что нет света и морозилка течет.

— Делай что хочешь, Жози. Если б ты знала, как мне наплевать…

— Но все пропадет!

— Тоже мне трагедия, — устало ответила Ирис.

— Ты права. Не волнуйся, я этим займусь. Ты-то как?

— Ничего. Он вернулся… Я так счастлива, Жози, так счастлива. Я наконец поняла, что такое любовь. Всю жизнь я ждала этого момента, и наконец он наступил. Благодаря Эрве. Я люблю тебя, Жози, люблю тебя…

— Я тоже люблю тебя, Ирис.

— Я иногда, может, была с тобой бестактна…

— О! Ирис! Ты же знаешь, это ерунда!

— Да я вообще со всеми вела себя невежливо, но, наверное, я ждала чего-то большого, очень большого, и наконец дождалась. Я учусь. Я потихонечку разбираюсь в себе, отшелушиваю все лишнее. Знаешь, я больше не пользуюсь косметикой! Однажды он сказал, что ему нравится естественность, и стер румяна с моей щеки. Я готовлюсь к его приходу.

— Я счастлива оттого, что ты счастлива.

— О! Жози, так счастлива, не передать…

Она говорила нараспев, растягивая гласные, а согласные глотала. Выпила, наверное, сегодня вечером, с огорчением подумала Жозефина.

— Я позвоню тебе завтра, расскажу, что и как.

— Даже не стоит, Жози, займись всем сама, я тебе доверяю. Дай мне пожить одной лишь моей любовью. С меня как будто слезает старая кожа… Мне надо побыть одной, ты поняла? У нас с ним так мало времени. Я хочу насладиться им в полной мере, от начала до конца. Может быть, я перееду пока к нему…

Она засмеялась звонко, как девочка. Жозефина вспомнила суровую комнату, распятие, святую Терезу и советы образцовой супруге. Вряд ли он позовет ее к себе.

— Люблю тебя, моя дорогая сестричка. Спасибо, что ты так добра со мной.

— Ирис! Прекрати, я сейчас расплачусь!

— Наоборот, возрадуйся! Для меня так ново это чувство…

— Я понимаю. Будь счастлива. Я поживу здесь. У меня работы по горло. Гортензия и Зоэ приедут только через десять дней. Пользуйся!

— Спасибо. И главное, не надо мне звонить. Я не буду подходить к телефону.

На следующий вечер Ирис опять услышала оперу, потом его голос по телефону. Она узнала «Трубадура»[140]и подхватила мелодию, сидя на стуле в своем чудном платье цвета слоновой кости. Слоновая кость. Башня из слоновой кости. У каждого своя башня из слоновой кости. Но, вдруг подумала она, вскакивая со стула, может, он думает, что я уехала? Или что я еще злюсь на него? Ну конечно! И потом, это же не ему полагается прийти сюда, а мне прийти к нему! Покаяться. Он еще не знает, что я изменилась. Он даже не подозревает.

Она спустилась. Постучала. Он открыл — холодный и величественный.

— Да? — спросил он, глядя сквозь нее.

— Это же я…

— Кто я?

— Ирис…

— Этого недостаточно.

— Я пришла попросить прощения…

— Уже лучше…

— Простите, что я назвала вас лжецом…

Она попыталась войти. Он, выставив палец, остановил ее.

— Я была легкомысленной, эгоистичной, вспыльчивой… За эти две недели я поняла столько важных вещей, вы даже не представляете!

Она протянула к нему руки. Он отступил на шаг.

— Теперь вы будете слушаться меня, всегда и во всем?

— Да.

Он знаком велел ей войти. Но тут же остановил, когда она захотела пройти в гостиную. Закрыл за ней входную дверь.

— Я из-за вас очень плохо провел отпуск… — сказал он.

— Я прошу прощения… Я многому научилась за это время!

— Вам еще учиться и учиться! Вы пока эгоистичная и холодная маленькая девочка. И бессердечная к тому же.

— Я буду учиться у вас…

— Не перебивайте меня!

Она рухнула на стул, словно сбитая с ног его властным тоном.

— Встать! Я не велел вам садиться.

Она встала.

— Вы будете слушаться, если хотите и дальше видеться со мной…

— Я хочу этого! Хочу! Я так хочу вас!

Он в ужасе отпрянул.

— Не прикасайтесь ко мне! Здесь я решаю, здесь я даю разрешение! Хотите принадлежать мне?

— Больше всего на свете! Я живу только этой надеждой. Я столько поняла…

— Помолчите! То, что вы поняли вашим крохотным пустым умишком, меня не интересует. Вы слышите меня?