Андрей Платонов - Алексей Варламов

Миру детей противопоставлен в рассказе мир взрослых, написанный с интонацией не осуждения, но укоризны. Приговор ему выносит председатель колхоза Егор Ефимович Провоторов, «рыжеватый крестьянин лет сорока пяти, медленно глядящий на свет серыми думающими глазами» (вот кто пришел на смену «архилевому» «активисту»), который решает наказать отпустившего детей одних в дальнюю дорогу и не беспокоящегося о них отца Наташи и Антошки. Наказание это состоит в том, что он доверяет уход за племенным быком не ему, а «нестрашному, некормленому» дальнему старичку, помогшему детям.

«— Право твое, — согласился отец. — Ишь ты — какой бдительный! Иль заботу о малолетних кадрах почувствовал? Но бык — дело одно, а девчонка с мальчишкой — совсем другое.

— Верно, — произнес председатель, пряча документ к себе, прочитав его весь снова. — Ребятишки — дело непокупное, а бык не то, быка и второй раз можно за деньги купить…»

«Забота о малолетних кадрах» — выражение, которое, по справедливому замечанию Клинта Уокера, вводит сталинский дискурс, только вряд ли Платонов Сталина осудил, как предположил тихий американец: «Упрек председателя можно прочитать, как упрек Платонова „Отцу всех народов“… автор упрекает „нового царя“ в том, что он свое слово не сдержал… Платонов продолжает давнюю русскую традицию, начиная с од Державина и пушкинских стихотворений „Стансы“ и „Герой“… намекает на то, что Сталин тоже должен перечитать текст своей речи и потом задуматься о ее содержании и о своем обете заботиться о кадрах».

Если и толковать «Июльскую грозу» как послание в Кремль, то в отличие от неподцензурного ахматовского «Реквиема» рассказ содержал не протест, не упрек и не осуждение (Платонов не безумец, чтоб рисковать своим сыном), а вынужденное, выбитое под душевными муками признание писателем личной отцовской вины, недогляда за сыном, мольбу о прошении, о снисхождении с готовностью понести самому какое угодно наказание. Только бы спасти сына. Недаром рассказ по замыслу Платонова назывался «Спасение брата», и этот мотив от платоновских современников не укрылся. «Но я хочу обратить внимание — тут в клинику попадешь. Меня поражает настойчивость, с которой к теме отцовства возвращается Платонов, к теме спасения сына», — говорил на обсуждении детских рассказов Платонова писатель С. Т. Григорьев.

А еще была в этом рассказе очень личная, глубоко спрятанная отцовская печаль, что нет у него дочери. «Может быть, на будущее лето ты уже будешь жить на своей просторной даче и мы втроем разведем сад и огород, потом ты родишь для меня девочку, похожую на тебя. Неужели не хочешь?» — писал Платонов жене в 1935 году, а на детгизовском издании рассказа, подаренном Евгении Таратуте, сделал надпись: «Евгении Александровне, — напомнившей мне мою несуществующую дочь, о которой я сожалею, что ее нет и не будет на свете». В «Июльской грозе» Платонов свою дочку осуществил.

Рассказ заканчивается счастливо: пережившие грозу дети вернулись домой, мать накормила их картошкой, политой сверху яйцами, и последняя фраза «пусть дети растут и поправляются» завершает историю одного путешествия из прошлого в настоящее, однако было в этой концовке что-то нереальное, противоречащее написанному на предыдущих страницах. На самом деле дети не вернулись, погибли посреди поля, покуда добрая бабушка лазила в погреб и кликала кур, дедушка размышлял, где б ему купить крючков, а отец занимался колхозными делами. И о том, что они не вернутся назад, Платонов знал…

То же самое можно сказать и про внешне благополучный финал рассказа «На заре туманной юности», впервые опубликованного в июле 1938-го в «Новом мире» под названием «Ольга». Сюжет его перекликается с мотивами ранних платоновских вещей: история жизни осиротевшей девушки, воспитанной революцией, ее тоска по умершим от тифа в Гражданскую войну родителям, скитание, изгнание из дома злой и жадной бездетной тетки («у этих людей дети рожаться не любят»), напряженная учеба, когда своей одержимостью Ольга напоминает Любу из «Реки Потудани», но в ее жизни нет ни одного мужчины, кроме маленького мальчика с серыми чистыми глазами по имени Юшка, за которым Ольга ухаживает, а он считает ее своей матерью и сосет «сухую девичью грудь». Невинность, девственность и нереализованное материнство героини составляют суть ее житийного образа. Главное событие в рассказе — подвиг, который совершает семнадцатилетняя девушка, когда у проходящего мимо состава с красноармейцами отказывают тормоза, и Ольга предотвращает катастрофу, совершая то, что не сделал ни один из взрослых людей — ни начальник станции, ни машинист, ни механик. Искалеченную, лежащую во сне или в смерти «незнакомую, одинокую женщину» красноармейцы на руках, сменяя друг друга, несут на железнодорожную станцию, и на вопрос красного командира, кого бы она хотела увидеть из родственников или друзей, девушка отвечает: «Юшку… А больше никого не надо, пусть за меня все люди на свете живут…»

«— Хорошо, — ответил командир и дал знак телеграфисту приготовиться к передаче.

— А это кто Юшка?

— Ребенок, — произнесла Ольга.

Командир удивился молодости матери и ничего не сказал».

Платонов не поставил на этом точку. Рассказ заканчивается очень странным послесловием: «Она долго и терпеливо болела, но умереть не могла, — Ольга выздоровела, стала жить и живет до сих пор».

Критик Гурвич назвал бы эти окончания «короткими эпилогами, в которых на смену выстраданным словам приходит скупая и какая-то чужая, сторонняя информация». «Положившая жизнь „за други своя“ (Ин. 15, 13) и до конца исполнившая заповедь любви Ольга, по евангельскому слову, переходит от смерти прямо в жизнь», — иначе заключила современная исследовательница Наталья Дужина в статье «„Постоянные идеалы“ Андрея Платонова во второй половине 1930-х гг.».

Еще одним произведением, которое повествовало о железнодорожной катастрофе и ее чудесном преодолении, а также о судебном преследовании, тюремном заключении и извлечении несправедливо осужденного, стал рассказ «В прекрасном и яростном мире», впервые под названием «Александр Мальцев» опубликованный в 1941 году в журнале «30 дней». Рассказ обращен к молодости повествователя, хотя действие происходит в 1930-е годы, когда началась эксплуатация паровоза серии «ИС» (Иосиф Сталин). Таким образом, рассказчик по имени Костя — ровесник не автора, но его сына, однако чувства, которые он испытывает, глядя на могучую машину, платоновские: «Машина „ИС“, единственная тогда на нашем тяговом участке, одним своим видом вызывала у меня чувство воодушевления; я мог подолгу глядеть на нее, и особая растроганная ярость пробуждалась во мне — столь же прекрасная, как в детстве при первом чтении стихов Пушкина».

Главный герой паровозный машинист первого класса Александр Васильевич Мальцев напоминает машиниста-наставника из «Чевенгура», но образ более хрупкий. Мальцев равнодушен к людям, он чувствует превосходство перед ними, ему никто не нужен, и добровольное одиночество повергает советского сверхчеловека в состояние печали, что странным образом заставляет вспомнить Родиона Раскольникова с его признанием: «Истинно великие люди, мне кажется, должны ощущать на свете великую грусть». Неожиданное происшествие преображает жизнь Мальцева в его техническом футляре. Когда ведомый им состав попадает в сильную июльскую грозу (в рассказе называется точная дата 5 июля, и можно почти не сомневаться в том, что именно в этот день шли через поле из деревни Панютино в колхоз «Общая жизнь» Наташа с Антошкой — так платоновские рассказы конца 1930-х годов образуют единое целое, своеобразное полотно жизни), машинист на время слепнет и не замечает сигналов светофора. «Я был первым слушателем этого рассказа, — вспоминал Виктор Боков. — Когда автор дошел до того места в рассказе, где молния ослепляет машиниста, голос его дрогнул, спазм перехватил дыхание, навернулась слеза».