Последнее «долго и счастливо» - Соман Чайнани

Сцена сменилась. Появился Стефан, он сидел за столом в своем доме вместе с Ванессой и совсем еще маленькой Софи. Однако смотрел Стефан на свою трехлетнюю дочь без улыбки, без нежности, но с осторожностью и даже с опаской.

– Чем больше подрастала маленькая Софи, тем сложнее становилось отношение Стефана к дочери, причем это происходило независимо от него самого, на каком-то подсознательном уровне. Стефан очень старался полюбить ее – водил в кондитерскую, чтобы побаловать пирожными, читал ей книжки на ночь, улыбался, когда прохожие говорили ему, что Софи – его абсолютная копия… Но инстинктивно Стефан чувствовал живущую в его дочери душу Ванессы, ее тяжелый характер.

Вновь показался Стефан. Он шел на работу, на мельницу, и остановился, заметив пятилетнюю Агату. Она бегала по Кладбищенскому холму, рвала цветы и плела венок – и все это, как всегда, одна. Увидев Стефана, она улыбнулась ему, показав отсутствие нескольких молочных зубов. Стефан улыбнулся в ответ.

– С тех пор Стефан всегда обращал внимание на одинокую девочку, живущую и играющую среди могил. Его все сильнее тянуло к Агате, хотя все его товарищи с мельницы отмечали, насколько похожа эта беспризорница на Ванессу, – сказал голос профессора Садера. – Из двух девочек – очаровательной и уродливой – Ванесса выбрала ту, которую, как она думала, Стефан полюбит сильнее. Ту, которая крепче привяжет его к своей матери. Но Стефану на сердце запала не она, а ее сестра-замарашка.

Исчез Стефан, исчез Кладбищенский холм, и девушки перенеслись в ванную комнату Ванессы, набитую сотнями тюбиков с кремом и флакончиками со всевозможными каплями и эликсирами. Ванесса мазала губы специальной пастой, чтобы сделать их полнее, капала в глаза травяной настой, чтобы придать им изумрудный цвет, осветляла волосы, чтобы они стали пышными и золотистыми. Рядом с Ванессой в ванной возилась семилетняя Софи и, подражая матери, с серьезным видом втирала себе в щеки какой-то безобидный крем.

– Ванесса не могла понять, почему Стефан остается так холоден к ней, причем даже после рождения Софи. «Разве Софи недостаточно хорошенькая? – размышляла Ванесса. – Разве я сама не хорошенькая, черт побери?» И Ванесса в отчаянии пыталась сделать себя еще красивее, еще привлекательнее. И свою дочку тоже. Но что бы ни делала Ванесса, как бы она ни старалась, ничто не помогало. Стефан с ними обеими держался одинаково отстраненно и холодно.

Сцена быстро сменилась, теперь Ванесса стояла с юной десятилетней Софи возле кухонного окна. Они – две яркие, эффектные блондинки – наблюдали за тем, как Стефан играет с двумя мальчишками на траве возле дома Оноры. Ванесса больше не выглядела сердитой – скорее сломленной.

– Пришло время, и Ванесса умерла в одиночестве – Стефан оставил ее ради той, которую она считала когда-то уродливой ведьмой. Ванессе выпало дожить до той поры, когда у Оноры родились два мальчика. Ванесса знала, что это дети Стефана, хотя сама Онора это и отрицала. Что толку отрицать, когда достаточно было взглянуть, как Стефан играет и возится с ними, чтобы все стало понятно? Или вспомнить, как он стоял с ними на похоронах мужа Оноры, который погиб на мельнице в результате несчастного случая. Или понаблюдать за тем, с каким безразличием он относится к своей родной дочери, Софи.

Показался Стефан, играющий с сыновьями Оноры. Затем он поднял голову, увидел спускающуюся по склону Кладбищенского холма тощую угловатую Агату и радостно, даже горделиво улыбнулся.

– Стефан никогда не забывал про живущую на кладбище девочку и непременно искал ее глазами каждый раз, когда проходил мимо Кладбищенского холма. Сердцем Стефан чувствовал, что эта девочка ему не чужая.

Картинка расплылась и исчезла, словно смытая дождем, и Софи с Агатой остались в бесконечной тьме, где было слышно лишь их прерывистое дыхание.

– Две сестры, – произнес голос Садера. – Но только по рождению. Две непримиримые соперницы, две противоположности. Душа одной из них целиком предана Добру, душа второй – Злу. Если бы судьба свела этих девушек вместе, они стали бы смертельными врагами, их тянуло бы друг к другу и одновременно отталкивало в разные стороны. Они обе искали свое счастье, но не могли найти его, как не могли отыскать свою дорогу к счастью их родители. Сойдясь вместе, сестры были обречены обманывать и предавать друг друга вновь и вновь, точно так же как Стефан и Ванесса, и это продолжалось бы до тех пор, пока они не расстались бы друг с другом навсегда. Но если вдруг представить, что сестры сумеют преодолеть разногласия и препятствия и все-таки отыщут свое общее «долго и счастливо», – это ли не станет удивительным, чудесным концом для их волшебной сказки?

Из темноты медленно выплыли затянутые зеленоватым туманом стены Ледяной Тюрьмы. Девушки стояли возле гробницы Ванессы – обе поникшие, с бледными как мел лицами. Призрак профессора Садера еще не исчез, парил в воздухе, поглядывая на сестер. Потом он заговорил – теперь уже в последний раз:

– Я не знаю, не вижу конца вашей сказки, но надеюсь, что он окажется счастливым. Подумайте, как далеко вам уже удалось продвинуться – и это несмотря на все преграды на вашем пути. Ради вас я перенес сюда тело вашей матери, чтобы вы могли узнать всю правду о ней и о ее жизни. Вам – обеим – я посвятил и всю свою жизнь. Я сделал это потому, что, нарушая все существующие правила, вы сможете спасти наш мир, когда ему больше всего нужна будет ваша помощь. Вам, и только вам, под силу найти мост между Добром и Злом. Поставить любовь превыше всего. Разбить цепи, связывающие старую сказку ваших родителей с вашей собственной, новой сказкой. Никто не знает, насколько вам все это удастся, и удастся ли вообще, дети мои. Даже я не могу ничего предвидеть. Но Сториан выбрал вас не просто так, не зря, и пришло время взяться за дело. Довольно прятаться, довольно оставаться в тени. Есть лишь один путь – вперед, и он проходит через вашу волшебную сказку. А теперь идите и откройте дверь!

Призрак профессора Садера в последний раз взглянул на девушек, улыбнулся им, а затем растаял в темноте, испарился, как роса на солнце, как слеза на щеке.

Девушки не смотрели друг на друга – они смотрели на Ванессу, мертвую и прекрасную в своей ледяной могиле.

– Мы с тобой сестры, – удивительно ровным, лишенным выражения голосом сказала Софи.

– Не совсем, – негромко возразила Агата. – Сестры, но не семья. Родные, но разные. Вместе, но порознь. – Чувства, переполнявшие ее сердце, были такими сильными, что даже страшно становилось. – Вот почему мне часто снилось, что Садер – мой отец, – хрипло выдохнула она. – Потому что он напоминал мне твоего отца. А где-то в глубине души я всегда знала, что мой отец – Стефан.

Обе они замолчали, глядя на свои отражения в ледяных стенках материнской гробницы.

– Слушай, Софи, – сказала наконец Агата, взглянув на сестру. – Нам нужно идти. Прямо сейчас.