Воскресение в Третьем Риме - Владимир Микушевич

Иван Грозный вообще испытывал влечение к отрубленным головам, потому-то и было их столько отрублено в его царствование. Отрубленной голове царь придавал особое значение. Князь Ростовский был обезглавлен в Нижнем Новгороде, а его голову царь затребовал к себе в Москву. Чтобы предостеречь князя Мстиславского от измены, царь распорядился метать ему под двор отрубленные головы. Но голова Фавста предназначалась царем для другого употребления. Иван Васильевич не очень-то верил тому что отрубленная голова Фавста прирастет к его туловищу какие бы эликсиры Фавст не пил при жизни. От эликсира должна была остаться живой голова Фавста: вот на что рассчитывал Иван Грозный. Царь слыхал о говорящей голове, почитаемой тамплиерами. Тамплиеры были разгромлены, а голова осталась. Ходил слух, что это голова Иоанна Крестителя. Но и сам царь крещен Иоанном, и у Фавста своя причастность к Предтече: где Предтеча, там поток. Слыхал царь и о бородатой голове, которую зовут Бафомет. Не означает ли это имя Отец Мудрости или Отец Понимания, но оно также означает «источник», а не от этого ли источника ведется царь-вена? Все это царь намеревался исследовать, отрубая голову Фавсту, чья отрубленная голова должна была поведать царю то, о чем Фавст молчал, и пропажу его головы царь пережил лишь на полгода.

У царя Ивана был к Фавсту главный вопрос: о себе самом. Нетрудно было понять, кого имеет в виду Курбский, когда пишет в первом же послании Ивану: «Слышах от священных писаний, хотящая от дьявола пущенна быти на род кристьянский прогубителя, от блуда занятого богоборнаго Антихриста… В закони Господне в первом писано: „Моавитин и аммонитин, и выблядок до десяти родов во церков Божию не входят…“» Если Курбский считал незаконным расторжение Васильева брака с Соломонией Сабуровой, то тем более незаконным был для него брак Василия III с Еленой Глинской, и уж совсем незаконным был отпрыск этого брака Иван Васильевич, даже если он действительно был Васильевич и на Западе не назывался бы более вежливым словом «бастард» вместо русского не совсем пристойного, хотя и церковного и потому более точного «выблядок». Кто же тогда Димитрий-царевич, даже тот настоящий, убитый в Угличе (если он был убит)? Отпрыск незаконного седьмого брака с отпрыском незаконного второго брака, и еще неизвестно, чей был тот отпрыск, что, если Фавста Меровейского, чья говорящая голова и должна была ответить царю Ивану.

Фавст Меровейский присутствовал при московском дворе не только как лекарь, и он не первый князь Меровейский, присутствующий при дворе. Но и доктор Фауст был не единственный, и даже не первый Фауст. (Первый Faustus был, как сказано, Симон Маг, тоже слывший возлюбленным Елены, она же София.) Князья Меровейские связаны кровными узами. Мы не можем сказать того же о Фаустах, хотя и к фаустовщине могла быть наследственная предрасположенность. В западных источниках упоминается еще один Фауст, Faustus Sabellicus (Сабинский? Савский?). Нашего Фавста зовут Фавст Епифанович, о Епифане Меровейском ничего не известно, кроме его отчества Савельевич. Что, если Савелий Фавст тоже родом из Руси, что, если он дед Фавста Епифановича? Не смею слишком далеко заходить в своих гипотезах, но Иван Третий был женат на Софии-грекине (Зое) Палеолог вторым браком; внука Димитрия (роковое имя для русского царевича) дед Иван III заточил в тюрьму, а наследником Ивана III стал сын от второго брака Василий III, чей сын – Иван IV Грозный (если он его сын, ибо о его матери Прекрасной Елене Глинской рассказывают разное). Цепкий, подозрительный ум Ивана Грозного не мог не усматривать во всем этом аналогий. Что, если Савелий Фавстус со своей западно-восточной образованностью и лоском был фаворитом Софии Палеолог, как внук его Фавст Епифанович очаровал Прекрасную Елену Глинскую? А тогда кем же доводится Фавст царю Ивану Васильевичу? Троюродным братом или… или отцом? А тогда как не отрубить голову Фавсту, доведшему Ивана своим молчанием до убийства сына, и не скажет ли отрубленная голова, что он, Иван, тоже пылающий отпрыск наперекор ядовитому намеку беглого Курбского?

Присутствие князей Меровейских на Москве, а до этого в Киеве и в Новгороде Великом легендарно и все же очевидно. Говорят, что князья Меровейские – Рюриковичи, но не вернее ли было бы сказать, что Рюрик – князь Меровейский? Столь же сомнительны споры о том, происходят ли князья Меровейские от франкских Меровингов или, наоборот, франкские Меровинги происходят от князей Меровейских. В определенном смысле верно и то и другое. Все дело в именах Меровей, Меровия, которые я анализирую, руководствуясь «Бытием имени» Чудотворцева. Родовое имя Меровейские иногда писалось как «Мировейские», как будто оно происходит от церковного мира, то есть от миропомазания. В более позднее время тем самым принималось или оспаривалось княжеское достоинство Меровейских, как будто к миропомазанию не может восходить княжеский род. Но гораздо отчетливее в «Меровейских» мера. Меровей – тот, кто веет мерой, отвеивает неподходящее, негожее, несуразное. Глагол «веять», родственный имени ведического бога Ваю (веды тоже веют), напоминает, как Дух Божий носился над водами, когда тьма была отделена (отвеяна) от бездны. Мера же явно соотносится с мipoм, ибо мip есть мера, а без меры хаос. Потому где мip (мера), там также мир (строй, лад, но также сообщество, согласие). Согласие меры и мipa (мир) не может устанавливаться само по себе или по закону, каков бы ни был этот закон. Такое согласие даруется лишь чудом, а чудо есть Бог, как сказал поэт, хотя Богом не может быть ничего, кроме Бога, отсюда проблематичная мудрость элементариев (начиная от Фавста Меровейского?): нет ничего, кроме Бога. Может быть, лучше сказать: без Бога нет чуда, и отсюда происходит старофранцузское «Merveille», также родовое имя, совпадающее с родом Меровейских, и это совпадение говорит о родстве князей Меровейских с Меровингами больше, чем сомнительные родословия, достоверные, по Чудотворцеву, лишь как поэтические произведения (Книга М). О Мелхиседеке, особо чтимом Святой Русью, апостол Павел пишет, что он без отца, без матери, без родословия, и не потому ли последний царь Святой Руси будет царем по чину Мелхиседекову, и не потому ли лубянские следователи так упорно выпытывали у Вениамина Яковлевича Луцкого, кто скрывается под именем Мелхиседек, царь мира, как-то связанный и с Антуанеттой де Мервей (Духовой). Похоже, следователи что-то пронюхали, так как Мелхиседек действительно присутствует в роду Меровейских де Мервей, как его невозможный, но тем более реальный родоначальник (чудо есть чудо). Говорили же, что Мелхиседек – ветхозаветный Христос до Своего рождения от Девы Марии.

Меровей – веющий море, и в его имени оно отчетливо слышится (немецкое «das Меег», «mehr» – больше, «vermehren» – умножать). Меровей зачат в море сыном Давидовым, старшим братом Соломона Китоврасом, он Конечеловек, и по-немецки же кляча «Mähre» (магическая кобыла Фавста), в то время как «Мäге» – сказание, и «Песнь о Нибелунгах» начинается строкой: «Es ist in alten mären wunders viel geseit» («в древних сказаниях много говорится о чуде», wunder – чудо, – не la merveille ли?), «Mären» – сказания, и «Mähren» – Моравия, так в совпадении «моря», «сказания» и «конечеловека» образуется Меровия, Мировия, Меровея, Русь Мiровеева, как пишет Владимир Карпец, море, в котором (которым?) зачат Меровей, – Кровь Истинная, где богозверя-конечеловека приемлет царь-вена, она же царевна, она же царица. В Крови Истинной свет, что знал Парацельс, а где Свет, там Слово, что в начале, ибо откуда же: «Да будет свет»? Слово, Свет, Имя; их единство – Кровь Истинная, и потому в ней таится Несказанное, «священная загадка».