Живой Журнал. Публикации 2009 - Владимир Сергеевич Березин

Alt/Weizer/ K?lsch — верхнее брожение. Pils тождественно равно Pilsner Процентность — 11 % у светлого, 16 % — у тёмного.

Извините, если кого обидел.

02 июня 2009

История про странную квартиру в иностранном городе Б

Архитектор, видимо, был с придурью — в квартире вовсе не было ровных мест и прямых углов.

Как там примостилась наша кровать — неизвестно. Сделай неверный шаг, слезая с неё — и покатишься по лестнице. Сделай иной — войдешь в шкаф.

Извините, если кого обидел.

02 июня 2009

История про прапорщика Дружевского

Товарищ моих скорбных дней Евгений Витальевич напомнил мне одну историю. Был в моей жизни такой прапорщик Дружевский. Однажды он лежал в госпитале. Его привезли ночью, а утром санитарка принесла ему баночку для анализа. Товарищи по палате эту баночку аккуратно заменили на трёхлитровую. Наклеили ей на бок лейкопластырь, на лейкопластыре написали: "Дружевский".

Этот Дружевский просыпается и бормочет в ужасе: "Я столько не смогу".

Его убеждают, что сможет.

И вот весь госпиталь смотрит, как он несёт в лабораторию эту банку.

Медсестра погядела на него, отлила что-то из банки черпачком, и поставила банку обратно в онемевшие руки Дружевского.

— А я старался, — пролепетал Дружевский…

— Ну и заберите, — сказала жестокая медсестра.

Извините, если кого обидел.

02 июня 2009

История про хороший зачин для рассказа

Вот хорошая фраза — приехав в город, он первым делом купил пару пистолетов.

Извините, если кого обидел.

02 июня 2009

История про эстетику еды

Принялся читать уже давнюю книгу "Путешествия на край тарелки".

Название довольно рискованное — потому что многозначное: то ли кто-то вылез из еды и выбирается на волю, ускользая от вилки и ножа, то ли, кто-то долго движется по скатерти, чтобы взобраться в наше жаркое.

Но дело не в этом: книга неплохая, да и что может быть уязвимого в том, когда два образованных человека говорят о кухне, а особенно шутят или пересказывают собственные аллюзии. Да ровно ничего. Тем боле, что каждое эссе кончается кулинарным рецептом — например, честно рассказывается, как готовить фазана в вине. (Это после того, как читателю напомнили трагический случай из русской литературы — Максим Максимович встречает Печорина в дороге, зазывает его к себе "удивительно хорошо зажарил фазана, удачно полил его огуречным рассолом", а Печорин его не приветил, отужинал у полковника Н., да и уехал в Персию, навстречу своей смерти).

Я впрочем, думал о том, что эта книга меня чем-то неуловимо раздражает, хотя не очень понятно чем.

Так вот — в ней некоторая вторичность рынка кулинарной литературы. После вынужденной диеты начала девяностых люди небедные стали обрастать жирком, получать гранты, кое-кто перебрался в Европу, и оказалось, что чрезвычайно высок спрос на кулинарные понты.

Дело в том, что хвастаться дорогим автомобилем, домом, яхтой куда сложнее, чем кулинарными опытами или кулинарными же знаниями. Дома дороги, особенности конструкции автомобиля не всем понятны, яхту по большей части приходится предъявлять на фотографии. Обжорство куда легче разделить с друзьями.

Возникла мода на еду как наиболее доступный способ социальной презентации.

И вот тут и возникает парадокс — никакой идеологической книги время новой буржуазности не предоставило. Не говоря уж о великой "Книге о вкусной и здоровой пище", но и путаник Дюма со своим словарём всё же создали знаковые явления. Советское время намертво повязано с Похлёбкиным. Да, в нём найдены ошибки, да, теперь он напоминает автомобиль "Победа" на банковской стоянке, но он был символом кулинарного времени. "Русская кухня в изгнании" находится как бы в тени покойного Вильяма нашего Васильевича. Сейчас я не вижу такой книги — единственный кандидат это "Казан-мангал", потому что он был единственной именно идеологической книгой.

В случае с Назаровой проблема заключается в том, что человек говорит в общем-то правильные вещи, однако ж человеку не вчера закончившему школу давно понятные. И говорит языком добротного журнала, что-то вроде "Большого города", "Русской жизни" в их лучших проявлениях. Оно, конечно, верно "Презрительная максима — едим, чтобы жить, а не живём, чтобы есть — предполагала в стране воспарение духа над телом. Вот и приходилось советской хозяйке изворачиваться, чтобы достойно питать семью, не сдаваясь и как бы действительно не признавая этой общей скудости жизни". Я готов согласиться с посылом о том, что раньше с выбором было хуже, чем теперь, но в 2009 году это не совсем новость, и хочется сказать "Ну так и что?".

Кулинарная литература — это очень сложное поле для игры в слова. Внешне это просто (потому что у всякого есть что сказать), но на этом поле множество рытвин, ям и секретов. Где-то проторены целые чужие дорожки, а где-то и вовсе вытоптаны целые поляны, так что следы обязательно начнут сравнивать. У меня такое впечатление, что будут выживать вдумчивые книги на узкие темы типа "Еда и охота у Тургенева" (Со слоганом "Почувствуй себя барином к приходу Полины В.") или там "Закуски Куприна" ("Если уж пьёшь, так пей не как сапожник, а как писатель").

А вот место универсальной книги — которую, может, все и ругают, но она на слуху — будет по-прежнему вакантно.

_______________________________

Ольга Назарова при участии Кирилла Кобрина. Путешествия на край тарелки. — М.: НЛО, 2009. - 160 с. 3000 экз. ISBN 978-5-86793-661-7

Извините, если кого обидел.

03 июня 2009

История про поиски офиса

И вот в этом чужом городе пошли мы искать этот чёртов офис. Перевалились через железнодорожные пути, спрыгнули на улицу. Особая это была улица. Как всегда, как везде во всех европейских городах такие улицы расположены около вокзалов — отчего, я не знаю. Видимо паровоз, рельсы, и. т. п., пробуждают в людях эти особые чувства. В окошках этой улицы стояли усталые тетки. Усталые и унылые — ветераны движения. Испытывать к ним можно было только внучьи чувства такие же печальные и унылые, как и они сами.

А мы всё бежали к офису.

Извините, если кого обидел.

03 июня 2009

История про литературные конкурсы (4)

Прелестницы-участницы продолжают доставлять нам новости с литературных фронтов:

"Ощущение своей беспомощности, одиночества и несбывшихся желаний заставили её трепетную душу выйти на улицу".

"Ощутив грусть, нашей героине