Двенадцать - Джастин Кронин

– Ты. Как звать?

– Дани.

Водитель ухмыльнулся. Сара дернулась от нехорошего предчувствия. Он ее знает? Каким-то образом разглядел ее лицо через вуаль?

– Ну, Дани, сегодня погуляем.

Поначалу Гилдер отказывался брать Сару с собой, но Лайла была непоколебима. «Дэвид, как ты думаешь, каково мне таскаться на все эти твои дурацкие вечеринки с твоими дурацкими друзьями? Я просто без нее никуда не пойду, как хочешь». Снова и снова, пока Гилдер со вздохом не согласился. Ладно, сказал он. Будь по-твоему, Лайла. Может, хоть одной из твоих горничных надо увидеть, кто ты на самом деле. Одна голова хорошо, две лучше, на хрен.

Они миновали плоскоземье и ехали вдоль безмолвной реки, скованной льдом. С Лайлой что-то начало происходить. С каждой минутой, по мере того как огни Купола угасали позади, ее личность пропадала. Она начала потягиваться, как кошка, и издавать какие-то тихие горловые звуки, касаясь пальцами лица и волос.

– М-м-м-м, – протянула Лайла с удовольствием, похожим на сексуальное. – Ты их чувствуешь?

У Сары не было ответа на этот вопрос.

– Это… чудесно.

Они миновали ворота. Сара увидела стадион, освещенный изнутри, сверкающий в зимней ночи. Внутри она ощущала даже не страх, а будто заполняющую ее черноту. Колонна замедлила ход, и они въехали на рампу. А потом очутились на залитом ярчайшим светом поле, окруженном трибунами. Машины остановились позади большого серебристого грузовика, рядом с которым стояло с дюжину посов, вертя в руках дубинки и притопывая ногами от холода. Посреди поля возвышался высокий столб, воткнутый в землю.

– М-м-м-м-м. – протянула Лайла.

Двери распахнулись, и все вышли. Стоя рядом с машиной, Лайла подняла вуаль с лица Сары и нежно коснулась ее лица.

– Моя Дани. Моя хорошая. Разве это не чудесно? Мои дети, мои чудесные дети.

– Лайла, что здесь происходит?

Лайла с наслаждением покачала головой. Ее глаза стали нежными и глядели куда-то вдаль. За ними уже не было той Лайлы, которую знала Сара. Лайла придвинула лицо к лицу Сары и вдруг коротко поцеловала ее в губы.

– Я рада, что ты со мной, – сказала она.

Пос взял Сару за локоть и повел к трибунам. Там сидели двадцать мужчин в темных костюмах, в два ряда. Они оживленно переговаривались, то и дело дыша на пальцы.

– Так холодно, – сказал один из них.

Сара услышала это в тот момент, когда ей указали на ее место в четвертом ряду, среди посов.

– Просто дождаться не могу.

Стоя внизу, Гилдер повернулся лицом к остальным. На нем было черное пальто, на шее виднелся темный галстук. В затянутой в перчатку руке он держал какой-то предмет. Рация.

– Господа руководители, добро пожаловать, – объявил он с жизнерадостной улыбкой. Его дыхание превращалось в клубы пара перед лицом, в такт словам. – Сегодня у нас небольшой сюрприз. В качестве благодарности за ваш тяжелый труд, теперь, когда мы близки к кульминации нашего дела.

– Ведите их! – выкрикнул один из красноглазых, и остальные радостно засмеялись.

– Ладно, ладно, – ответил Гилдер, махнув рукой, призывая их к тишине. – Всем вам хорошо знаком предстоящий спектакль. Но сегодня у нас запланировано нечто совершенно особенное. Министр Хоппел, будьте любезны, подойдите.

Сидевший во втором ряду красноглазый встал и вышел к Гилдеру. Рослый, с массивной челюстью и коротко стриженными волосами. Он заговорил, смущенно улыбаясь:

– Боже, Хорос, у меня сегодня даже не день рождения.

– Может, он собрался тебя разжаловать! – крикнул кто-то.

Снова смех. Гилдер дождался, пока смех стихнет.

– Мистер Хоппел, – заговорил он, отечески коснувшись рукой затылка Хоппела, – как всем нам известно, с нами практически с самого начала. Будучи министром пропаганды, он обеспечивал ключевой элемент нашей работы.

Его лицо внезапно стало жестким.

– Именно поэтому с величайшим сожалением сообщаю вам, что я получил неопровержимые доказательства того, что министр Хоппел сотрудничает с бунтовщиками.

Его рука резко дернулась, и он сорвал очки с глаз Хоппела. Тот взвизгнул от боли и прижал руки к лицу.

– Охрана, – сказал Гилдер. – Взять его.

Двое посов схватили Хоппела за руки, а остальные быстро окружили их, держа наготове оружие. Секундное замешательство, тихие голоса на трибунах: «Что? Что он сказал? Хоппел, разве такое может быть?»

– Да, друзья мои. Министр Хоппел предатель. Именно он передавал бунтовщикам особо важную информацию, в результате которой на прошлой неделе произошел взрыв, от которого погибли двое наших коллег.

– Боже, Хорос.

У Хоппела подгибались ноги. Он зажмурил глаза. Попытался высвободиться, но, казалось, начисто лишился сил.

– Ты меня знаешь! Все вы меня знаете! Суреш, Уилкс, кто-нибудь, скажите ему!

– Мне жаль, друг мой. Ты сам сделал это. Отведите его на поле.

Его утащили. Повисла гробовая тишина. Посреди поля, там, где стоял серебристый грузовик, Хоппела привязали к столбу толстой веревкой. Один из посов принес ведро и вылил его содержимое, алого цвета, на Хоппела. Оно тут же пропитало его одежду и волосы, залило лицо. Хоппел корчился, издавая жалобные вопли. «Не делайте этого. Умоляю, клянусь, я не предатель. Вы, ублюдки, скажите хоть что-нибудь!»

Гилдер приложил руки ко рту рупором.

– Арестованный закреплен?

– Закреплен!

Гилдер поднес рацию ко рту.

– Поехали.

Щелчок замка, скрежет открывающейся двери.

Алиша висела под потолком, со связанными на запястьях руками над головой, с трудом удерживая свой вес. Она устала, так устала. На ее обнаженных ногах застыли липкие потеки высохшей крови. Человек по прозвищу Сод, днями занимаясь своим черным делом, не оставил нетронутым ни одну часть ее тела. Ее нос и уши заполняло его жаркое ритмичное дыхание. Он царапал ее, бил ее, кусал ее. Кусал, будто животное. Ее груди, тонкая кожа на шее, бедра изнутри, все было покрыто отметинами его зубов. Все это время она не плакала. Вскрикивала, да. Вопила. Но она не наградит его тем, что даст увидеть свои слезы. А теперь он снова пришел, небрежно крутя связку ключей на пальце и оглядывая ее тело зрячим глазом, с жадной звериной ухмылкой на лице, приподняв голову.

– Я подумал, что раз все сейчас на стадионе по поводу большого шоу, что мы можем еще немного времени провести наедине.

Что было ответить на это? Совершенно нечего.

– Ладно, мне кажется, что нам двоим стоит попробовать кое-что новое. Скамейка такая… обезличивающая.

Он принялся раздеваться, сложное дело, учитывая кучу кожаных ремней и пряжек на нем. Скинул ботинки, потом штаны. Из раздевания он делал большое шоу. Алиша могла лишь смотреть на это с немым отвращением. У нее было ощущение, что у нее в голове уже десяток разных Алиш, у каждой какой-то клочок информации, никак не связанный с другим. Так. Наедине. Нечто новое, подумала она. Определенный прокол в распорядке. Обычно их приходило четверо. Один на лебедке, двое ее привязывают, четвертый – Сод. Где тогда остальные?