Голубятня на желтой поляне - Владислав Крапивин

Егор Николаевич нерешительно погладил Антошку по спутанным волосам и напомнил всем, что Ольга Никифоровна поставила самовар.

Пошли обратно.

По дороге Пека вспомнил:

– Егор Николаевич! В заговоре против кулексов неточ­ность! Пим-Копытыч вчера сказал. Надо не “шиш на мыло, кукуруза”, а “шиш на мышь, гипотенуза”…

– Не может быть! Я проверял на компьютере по семи лингвошифрам… Коллега Пим-Копытыч очень эрудирован­ный специалист, но в этом случае… Не знаю, не знаю…

– Нет, Егор Николаевич, правда, – поддержал Пеку Сеня. – Мы вчера по-новому заклинание прочитали, и ни один кулекс не сунулся. – Он попрыгал на правой ноге, а левой повертел в воздухе. – Видите, ни одного нового укуса…

– Поразительно. Передайте коллеге Пим-Копытычу мои поздравления.

Потом в прохладной деревянной комнате пили чай со вся­кими вареньями, которые выставила Ольга Никифоровна. Это была седенькая, но бодрая старушка. Она ничего не знала про Антошкино “инопланетянство”, но, кажется, что-то чувство­вала. С особым вниманием следила, чтобы “мальчик кушал как следует, а то вон какой, все косточки торчат”. Антошка с вареньем и пирожками управлялся без смущения, но сде­лался задумчивым. Кто знает, может, вспомнил своих ипу-ннани и ипу-ддули. Он сидел рядом с Егором Николаевичем, и тот пару раз опять незаметно погладил его по голове.

Вдруг в соседней комнате раздался шум и звон. Ольга Никифоровна всплеснула руками:

– Ох, это Муркино потомство резвится, опять разбили что-то!

Варя обрадовалась:

– У Мурки котята?

– Трое! Не знаем, куда девать.

– Нам! Нам! Нам!– закричали Уки. Сразу вспомнили о Пим-Копытыче.

Котята были полутора месяцев от роду. Серые, полоса­тые, резвые и в меру упитанные. Варя выбрала себе кошеч­ку с белым пятном на груди. Уки взяли кота-мальчишку с чёрным, будто в тушь обмакнутым кончиком хвоста. Тре­тий котёнок остался пока с Муркой.

– Чтобы не скучала, – понимающе сказал Антошка.

Он сидел на корточках и гладил Мурку, развалившуюся на солнечных половицах. Та млела…

Стали прощаться. Матвей сказал:

– У нас программа насыщенная. Надо Капа как следу­ет познакомить с земной жизнью.

– Да-да, разумеется. Жаль, что не могу присоединиться…

Вежливый Олик сказал:

– Почему же не можете? Гуляйте с нами, пожалуйста.

– Я был бы крайне рад! Но должен ехать в столицу. А потом у меня путевка: две недели на теплоходе. От Мо­сквы до Петербурга и обратно… Друзья мои! А что если… Только не говорите сразу “нет”!

– Что именно! – подозрительно спросил Маркони.

– Ведь у Капа… то есть у Антоши, ещё два месяца каникул. Что если ему на две недели поехать со мной? И тогда его знания о нашей цивилизации расширятся во мно­го раз… Путевка для мальчика не обязательна, если он со взрослым… А перед ним откроется столько всего! Согласитесь, что это нелогично, если представитель другой планеты огра­ничивает свои знания о Земле одним Ново-Калошином.

Это в самом деле было нелогично. Однако и расставать­ся с Антошкой никому не хотелось.

– Пусть он сам решает, – вздохнул Матвей.

Антошка посмотрел по очереди на каждого из друзей. На профессора. В пол. Посопел. Сказал тихонько:

– А когда ехать-то?

– Через трое суток.

Ну, тогда… Ребята, можно?

Все обрадовались. Потому что это ведь не завтра. Трое суток будут вместе с Антошкой! А потом пусть едет! В самом деле, надо же посмотреть на Землю жителю Ллиму-зины!

Профессор тоже обрадовался:

– А я в свою очередь проведу кое-какие наблюдения, порасспрашиваю Антошу о его планете и образе жизни. Сделаю записи. Это ведь крайне важно для науки.

– Но только вы никому ни слова, кто он такой, – насупленно предупредил Маркони.

– Что вы, что вы! Я прекрасно сознаю, что наша ци­вилизация ещё не готова к подобным контактам. Особенно если пришелец – ребёнок. Он просто не выдержит нагрузки. А данные эти – для будущего… – профессор вдруг улыбнулся и сказал с заметной грустью: – А если бы я и захотел открыть кому-то тайну, кто поверил бы?

– Ну и… в общем, берегите его. Чтобы ничего там не случилось такого, – тем же тоном продолжал Маркони.

Егор Николаевич торжественно поднял ладонь.

– Обещаю: всё будет в порядке… Хотите, расписку напишу? – И не дожидаясь ответа, он взял со стола авторучку и свой профессорский бланк. На листке сверху было напечатано:

Доктор филологических наук, профессор ТЕЛЕГА Егор Николаевич

Размашисто и крупно профессор начертал:

“Даю обязательство, что через две недели, т. е. к 24 июня о года, доставлю инопланетянина Капа по имени Антон обратно его друзьям в полном благополучии”.

Поставил дату и расписался. Все прочитали, вежливо поулыбались: понимали, что это наполовину шутка. Даже больше чем наполовину. По­тому что, если что-то доказывать, кто же примет эту бу­магу всерьёз? Бред какой-то, фантастика. Черновик расска­за из клуба “Рагал”… А кроме того, Егору Николаевичу верили и без документа. Поэтому расписка осталась на сто­ле. И лишь когда уходили, про неё вспомнил Пека. Вер­нулся и на всякий случай сунул бумагу в карман.

Профессор проводил гостей до калитки. Когда все вышли со двора, Сеня вдруг дёрнулся назад. Словно что-то забыл.

– Егор Николаевич…

– Слушаю вас, коллега Сенечка.

– Егор Николаевич… Вы, наверно, всё ещё обижаетесь на меня…

– Бог с вами, Сенечка! За что?

– Ну… как я тогда на вас наезжал из-за Капа. Обе­щал, что… поставлю вопрос на заседании…

– Да нет, что вы… В конце концов вы руководствова­лись справедливой целью, а я проявлял недостойную эго­истичность. И хорошо, что всё кончилось именно так.

Сеня повздыхал, сказал совсем тихо:

– Вы только не подумайте, что я правда стал бы что-то говорить в клубе и выдавать вас…

– Я понимаю…

– Дело в том, что я и сам виноват…

– В чём же?

– Ну… в том, что у меня тоже… не всё фантастика… – Сеня вздохнул ещё раз, глубоко и решительно. Выдернул из кармана кулак. Что-то вложил профессору в ладонь. – Вот! Это вам на память.

В руке Егора Николаевича оказался крошечный бубен­чик из тонкой сверкающей меди.

– Что это… Неужели? Из вашего рассказа?

Сеня кивнул.

– Значит… это было на самом деле?

– Да, – сказал Сеня. И бросился догонять ребят.

Пим-Копытыч очень обрадовался котёнку. Назвал его Потапом. Посадил себе на валенок и осторожно гладил уз­ловатыми коричневыми пальцами.