Бриллианты вечны - Бретт Холлидей

пошла со мной в северное крыло. Когда мы проходили по коридору мимо одной из дверей, она, наверное, вспомнила о моих поцелуях, так как покраснела. Однако на этот раз ее шарф не зацепился.

Я попросил ее остановиться перед моей дверью и прикинул ее рост над уровнем окна. Было ясно, если даже учесть угол зрения из холла, что ее фигура была намного меньше того силуэта, который я видел ночью из холла. Мне следовало сразу сообразить это. Однако тогда я был введен в заблуждение бегущей темной фигурой в развевающейся черной юбке.

У меня не было времени объяснить это Сю. Я спросил:

— Вы видите напротив, на третьем этаже, пятое окно от угла? Это комнаты № 34 или 35. Входили ли вы туда в ночь первого убийства?

Не знаю, что она тогда обо мне подумала. Она удивилась, но не колеблясь ответила:

— Нет.

— Простите мою настойчивость, но еще один вопрос. Я не решался, мне было стыдно задавать его. И все же я спросил:

— Миссис Бинг утверждает, будто вы выключили свет в отеле в ночь первого убийства.

Глаза Сю начали расширяться, лицо побледнело и застыло. Проклиная себя, я отчаянно продолжал:

— Она говорит, что вы стояли у распределительного щита напротив ее двери и она видела, как вы опустили рубильник.

— И вы поверили ей? — печально спросила она.

— Нет.

Я взял ее за руки и обнял.

— Нет! Я не поверил ей, так как вы рассказали мне, где вы были в это время.

Она освободила свои руки и отошла от меня.

— Не знаю, что миссис Бинг видела, или ей это почудилось. Но я обо всем сказала вам истинную правду.

— Я знаю. Скажите, миссис Бинг дружна с вами?

— Нет, а что? Но мы и не враждуем. Мы почти незнакомы друг с другом.

— Не проявляла ли она к вам особого интереса?

— О, нет, ей-богу, нет, — сказала Сю. Она поняла, что я имел в виду, и простила меня.

— Если вы думаете, что миссис Бинг можно... подозревать в чем-то, — это нелепость. Она именно такая, какой кажется.

— Похоже, что я зашел в тупик. Пойдемте к вашему брату, а то у него возникнут подозрения. Я провожу вас до холла.

— Нелегко будет разговаривать с ним, зная, что если он выложит свой сувенир, то я этого сделать не смогу. Сегодня утром я уже хотела отказаться от всего и уехать, если бы полиция разрешила это. Теперь мне нечем удостоверить свою личность. В конце концов, зачем мне пять миллионов долларов?

Она сказала это задумчиво, будто не нуждалась в деньгах.

— Пятью миллионами нельзя пренебрегать, — с горечью сказал я. — Если вы нуждаетесь в центах, то придется бороться и за доллары.

Мы шли к холлу. Я полагал, что через два или три дня она навсегда уйдет из моей жизни. Вероятно, она будет помнить меня, так как трудно будет забыть события в этом отеле. Но это воспоминание со временем станет неясным и, в конце концов, вытиснится из памяти яркими впечатлениями ее будущего.

Самое большее через год она меня забудет. Почему-то я задал себе вопрос, где я сам буду через год? Вероятно, где-нибудь на краю цивилизации, в отдаленном и безлюдном месте. Звезды будут казаться мне ближе, и я буду смотреть на них ночами и представлять себе Сю: ее мягкие волосы и яркие губы, которые я целовал, ее глаза, которые смотрели на меня, сверкая загадочным блеском.

Я осознал, какой опустошающей была мысль, что я никогда не буду видеть ее вблизи, не буду ловить зов ее улыбающихся губ. Никогда не увижу ее изящно поднятого подбородка, золотого отлива волос, изящества рук и ее красивого тела.

Эта мысль была испепеляющей. Тяжело вдруг осознавать, что осталось так мало счастливых минут и они быстро и безвозвратно пролетят. Очень скоро, думал я, настанет будничное, серое существование и единственной отрадой останутся воспоминания о прошедших днях. Подобные мысли приводили меня в отчаяние. Но даже в эти минуты я не мог сказать ей ни слова. Я ничего не мог сказать этой девушке с миллионами.

Я жалел, что она не уехала до появления брата, жалел, что она не отказалась от своих притязаний, жалел о безумствах разного рода. Рассудок говорил мне, что я не буду долго испытывать невыносимые страдания, так как всякие воспоминания постепенно теряют свою остроту и бледнеют. Но стоило Сю обернуться в эту минуту, стоило ей попросить моей поддержки — все мои чувства прорвались бы наружу, Подобно большинству инженеров, я не красноречив и привык писать сухие отчеты. Лишь в очень редких случаях, в моменты большого напряжения, мне удавалось выражать словами свои чувства. Но я знал, что, когда это произойдет, поток не удастся остановить, пока он не иссякнет.

Однако она не обернулась. Когда мы подошли к лестнице, я успел пройти сквозь рай и ад. Я любил ее, но был намерен отказаться от нее. Я даже помогал созиданию того ненавистного блестящего пути, по которому ей суждено было удалиться из моей жизни.

Итак, я отступился, ни о чем не жалея, готовый снова испытать эти дни ужасов и счастья. Я почувствовал облегчение, заставив себя вернуться к занимавшему нас вопросу: как помочь Сю добыть эти проклятые миллионы, которые не только отнимали ее у меня, но даже подвергали ее жизнь опасности, угрожали ей!!

А время не ждало.

Френсис еще был в приемной. Когда мы вошли в холл, навстречу нам вышел Лорн.

— Ваш брат ждет вас, — сказал он, сделал паузу и посмотрел на Сю. Он казался неуверенным и обескураженным. Я и Сю остановились, ожидая продолжения фразы, однако он ничего более не сказал. Сделав какой-то странный жест, он пожал плечами и ушел.

Сю в недоумении посмотрела ему вслед, затем обернулась ко мне с вопрошающим видом. Но, конечно, я ничего не мог ей сказать; лишь почувствовал во взгляде детектива какое-то предостережение.

Сю вздохнула полной грудью, слегка кивнула мне и решительно вошла в старую затхлую приемную к ожидающему ее брату. Сю имела хорошую закалку, и в критические минуты мужество не покидало ее.

Я сел в холле так, чтобы видеть дверь, и стал ждать. Но очень скоро я почувствовал, что не в состоянии сидеть, и начал ходить взад и вперед, следя за дверью приемной, лифтом и коридорами. Беспокойство мое возросло, когда я вспомнил, что Марсель был застрелен у меня на глазах и я оказался бессильным предотвратить убийство. Нельзя было считать, что и с приездом Френсиса уменьшилась опасность