Крест на чёрной грани - Иван Васильевич Фетисов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Гудела бензомоторная пила. Всосавшись в комель кедра, еле-еле переводила дух, а всё же с каждым вздохом вгрызалась глубже и выплёвывала ядрёно пахнущие смолью опилки.
Рик подкрался довольно близко. Люди работали хватко. Медвежонок рассмотрел пришельцев и составил на свой лад «описание» их. Ярче других вырисовался перед глазами волосатый мужик. Знакомая фигура! Этот чужак выскакивал из-за пня с ружьём, когда Рик мчался к матери. Лицо мрачное, потное. Волосы на голове торчат перестоявшей болотной осокой. Чудо чудищем! Тогда беды натворило и опять заявилось. Пойти да разогнать? Мать-то наказывала кедр беречь: вдруг объявится да спросит, почему плохо сторожил.
Медвежонок вытер лапою морду: обидно за себя стало. Какой же хозяин, если у тебя на глазах губят кедр, а остановить бессилен. Удерживала Рика не робость. Он трезво оценил обстановку. Идти на схватку с тремя чужаками – дело гиблое, всё равно что самому, видя, что наставили, броситься на рогатину.
Надрывное гудение смолкло. Люди разошлись в разные стороны. Рик насторожился. Кедр, качнув вершиной, повалился на землю. Медвежонок тоже прижался к траве, будто так велел кедр.
Люди снова сбежались и засуетились. Рик приподнялся и стал наблюдать. Чужаки проворно обрывали шишки. «Торопитесь, гостюшки! Скоро стемнеет». В эту минуту Рик чутьём озарился. Выдался случай расплатиться. Лови, Рик, момент, не упускай!
Страсть подгоняла. Припал к земле медвежонок, подполз к берёзовой жердине, приподнял, чтобы отворотить от корня – хруст раздался. Чужаки оторопели. Один из них крикнул: «Ружьё?! Где ружьё?»
Зверь почти безошибочно перевёл слова на свой язык. Конечно, зовут не в гости. Своё замышляют. Рик теперь не простачок.
Хватко поднялся зверь во весь рост, захватил лапами дубину и частыми энергичными рывками побежал к кедру. Одна-две минуты – и возмездие совершится. Так казалось чужакам. Рик все действия расценивал по-своему: казалось ему, что мчится не на схватку с противником, а позабавиться на игрище лесных жителей.
Он бежал, места удобного не выбирая, колдобины и завалы перемахивал легко, под лапами хрустели ещё не издрябшие до трухлявости оставленные лесорубами сучья.
У лежачего кедра ружьё кедровники не нашли. Вот растяпы! Оставили на стоянке. Сбегать? Да разве успеешь?
Первым бросился в побег, схватив подвернувшийся под руки сучок, чужак Гришка Безродный. Наткнулся на дерево, забрался повыше, на вершину. Поглядел вниз. В медведе узнал пестуна, которого год назад хотел попугать выстрелом из дробовика.
– Ты что, белены объелся? – опамятовавшись, сказал беглец. – Я тебя пожалел! А ты?
Рик будто бы внял упрёку и, бросив дубинку, присел, огляделся по сторонам. Опасности не видел: два других чужака скрылись из виду.
«Сиди, – посмотрел Рик на Гришку. – Я вокруг похожу». Таким показалось Гришке намерение зверя.
И в самом деле, через некоторое время Рик, будто не замечая притихшего врага, отдалился. Поманил откуда-то наплывший сдобный запах. Рик соблазнительно поводил носом – где? Тянуло от места, где расположились чужаки.
Бивак оказался поблизости от поваленного кедра, на поляне, и чужаки не завернули сюда за ружьём – со страха метнулись в противоположную сторону, только бы скрыться в густом сосняке.
На стоянке, к удивлению, и нашёл много забавного. Удивил, прежде всего, огромный, зелёного цвета паук-мотоцикл. Блестит, переливается солнечными бликами. Глаз один, но большущий. Тронул лапой за «ус» – отвилок рулевого управления – отклонилось в сторону переднее колесо и вроде «паук» при этом стронулся с места. Приглянулось. Ещё приналёг. Мотоцикл покатился… Из-под люльки, еле приметный в траве, показался знакомый предмет. Рик припомнил, что видел его в Гришкиных руках прошлой осенью. Напугал тогда шельмец Гришка оглушительным выстрелом.
Рик поднял ружьё, повертел и обнюхал: ничего привлекательного. Только приклад удобно к лапам пришёлся. Пошёл к сосне – показать находку Гришке.
Гришка всё время наблюдал за медведем, но момента спуститься с дерева и скрыться не улучил. Казалось, что зверь, хоть и бродит поодаль, стережёт неотступно. Только спустись на землю – очутишься в лапах. Он и отошёл для того, чтобы заманить. Хитрый зверюга! Гришка тоже не дурак, замысел разгадал. Добро, что на приманку не польстился – вышла бы явная промашка.
Тешась мимолётной удачей, Гришка, однако, не видел благополучного исхода. Опять прихлынуло чувство страха, когда заметил неторопливо идущего к дереву медведя с ружьём. Вот же, чертяга, что придумал?!
Гришка стал припоминать, какое оставил ружьё – заряженное или пустое? С патронами! В одном стволе – картечь, в другом – жакан. Для безопасности, предполагал, а получилось себе в угрозу – вдруг, вспугнутый догадкой, зверь сладит с двустволкой. Слава богу, Рик, видел Гришка, не стал допытываться, как выходит, что какая-то железяка способна распаляться громом. Зачем же он тогда косолапит сюда опять?
Гришка прикипел к суку, сидит ни жив ни мёртв, а намерение зверя в толк не берёт. Дума одна – подзывает спуститься поближе, чтобы выстрелить наверняка: близко не промахнётся.
– Р-р-ры-ы! – тянется Рик. – Бери!
Гришку страшит отмщение, не верит в добрый порыв медвежонка.
Рик взапятки отошёл от дерева, снова посмотрел на Гришку: «Слезай. Не трону!» Гришка ждал, чтобы кто-нибудь прибежал на выручку и пригвоздил дубиной умиротворённого зверёныша.
Прошло минут пять, в течение которых медвежонок так и не разобрал, почему чудо безмолвствует. Затевает что-то против Рика? Вишь, глаза сверкают зловеще.
Рик зазлобствовал. С дюжего размаху шибанул ружьём по комлю – дерево дрогнуло. Звякнул калёный ствол, изогнулся коромыслом, отвалился от ложа. В лапах осталась расколотая деревяшка – пустил ею в Гришку, не долетела, застряла в разлапистых ветвях. Хватит буянить! Что скажут другие звери, если застанут?
Рик вернулся к стоянке, нашёл в люльке увесистый кусмень изюбринного мяса (вот отчего тянуло вкусным запахом), половину съел, остальное положил, где было, и забросал валежником.
4
Прозимовал Рик в новой берлоге. Мастерил сам, по своему чутью и наитию, и вышло ладно. Спал прямо-таки по-барски на подстилке из сухого мха – на зависть любому лесному жителю. И слышать ничего не слышал – плотно накрыл жилье валежником. Правда, однажды ему показалось, что земля около логова вроде бы обозначила тяжёлые шаги. Кто-то прошёл. Но Рик даже не поднял головы, не встревожился – знал: берлога скрытная, глазу человеческому недоступна, нащупать может лишь собака, да и то не всякая – только смелая и сноровистая, та, которая способна отважиться на крупного зверя. У человека, прошедшего мимо берлоги, такой ищейки наверняка не водилось.
Так и продремал Рик зиму, объятый