Владимир Ленин. На грани возможного - Владлен Логинов

Слухи о начавшихся увольнениях рабочих, о выводе гарнизона, об измене и готовящейся сдаче Питера будоражили рабочих и солдат. Еще за месяц до этого, 6 сентября, солдатская секция Петросовета приняла резолюцию: если «правительство не способно защитить Петроград, то оно обязано либо заключить мир, либо уступить свое место другому правительству»[1005].

И когда на заседании Исполнительной комиссии ПК обсуждали письмо Ленина от 1 октября, большинство поддержало его оценку хода событий, высказалось за восстание и выразило возмущение тем, что ЦК выступил в роли цензора ленинских писем и статей. Кстати, Шотман проинформировал, что о письме Ленина не сообщили не только ПК и МК, но и всем членам ЦК. «Только некоторым членам ЦК, – сказал Александр Васильевич, – о нем было известно». И ПК обратился в ЦК с письмом, в котором повторил предложение Владимира Ильича о срочном созыве «совещания ЦК с питерскими и московскими работниками для намечения политической линии нашей партии»[1006].

Не дожидаясь ответа ЦК, 5 октября ПК проводит закрытое собрание членов ПК и представителей районов. Собравшимся зачитали ленинское письмо от 1 октября. Потом с докладом выступил Иван Рахья, который ухватил главное: на примере положения в Финляндии и Кронштадте, которому правительство опять грозило разоружением, он показал, что сложившаяся ситуация не может оставаться неизменной – либо нас вынудят сдать свои позиции, либо мы пойдем вперед к восстанию.

Ему оппонировал Володарский, который начал с байки о том, как в Кинешме большевики взяли в свои руки городскую думу, а когда пришли рабочие и потребовали хлеба, пришлось думцам уйти в отставку, ибо власть у них была, а хлеба – не было. «Если мы не хотим идти на авантюру, – сказал он, – для нас революционный путь – отказаться от компромиссов и не форсировать событий, которые до известной степени форсируются сами по себе, и в то же время укреплять нашу боеспособность, чтобы, когда это будет неизбежно, взять власть». Но не надо спешить, ибо мы вряд ли сможем добиться мира и решения продовольственного вопроса. Поэтому «ход Ильича мне кажется чрезвычайно слабым» и надо «не форсировать события», а ждать «революционной вспышки на Западе».

Его поддержал Лашевич. С точки зрения экономической и особенно продовольственной, заявил он, Россия «идет к пропасти… Власть идет к нам. Это – факт. Взять ее надо, хотя 98 шансов за то, что… мы будем побеждены… Но надо ли брать власть сейчас? Я думаю, что нельзя форсировать события… Стратегический план, предложенный т. Лениным, хромает на все четыре ноги… Хлеба мы не дадим. Имеется много шансов, что и мира мы не сможем дать…Тов. Ленин нам не дал объяснения, почему надо делать это сейчас, до съезда Советов». Харитонов тут же парировал: потому что раньше «не было десанта на островах… А тактику можно менять в 24 минуты».

Тогда секретарь ПК Глеб Иванович Бокий зачитал собранию тезисы, подготовленные Лениным для общегородской партконференции. Доводы Владимира Ильича о том, что «боязнь» борьбы за власть, подмена ее бумажными резолюциями, без решения самих проблем, неизбежно приведут «к апатии, равнодушию, разочарованию масс», поддержали многие выступавшие – Иван Рахья, Лацис, Калинин, Молотов, который, в частности, заявил, что «массы могут перейти в анархию… и к выступлению мы должны быть готовы каждую минуту».

Рабочий Александр Еремеевич Минкин сказал: «Я коснусь спора между т.т. Лениным и Володарским. Тов. Ленин верит в революционную победу, а Володарский и Лашевич не имеют этой веры. Мы знаем, что движение идет помимо нас. Публика ждет чего-то от нас, к чему-то готовится. Я думаю, что ждать съезда нам не придется. И мы должны взять власть не сегодня – завтра». Высказываясь за восстание, Григорий Еремеевич Евдокимов напомнил и о том, что «может явиться второй Корнилов, который на этот раз выскажет лозунг мира, – и мы будем задушены»[1007].

Между тем, одновременно с этим собранием, заседал и Центральный Комитет партии. Начали с текущих организационных дел. Обсудили финансовые вопросы, сотрудничество Луначарского в «Новой жизни», предстоявшую конференцию работниц и др. Лишь шестым пунктом повестки дня были внесены те предложения, о которых, видимо, Ленин договорился накануне со Сталиным: 1) о выходе из Предпарламента 7 октября после зачтения декларации; 2) о созыве совещания членов ЦК, питерских и московских работников, приуроченного к Северному областному съезду Советов, который переносится из Гельсингфорса в Петроград и назначается на 10 октября; 3) об отсрочке партийного съезда и создании программной комиссии, в состав которой вводится Ленин. Заметим, кстати, что на резолюции ПК о срочном созыве совещания ЦК Свердлов написал, что это решение приняли до получения предложения питерцев, то есть по информации Сталина, а не в результате давления снизу.

В протоколе нет записи прений, хотя видно, что дискуссия была и по вопросу о созыве совещания и о выходе из Предпарламента, против которого голосовал один Каменев. В заявлении он написал, что этот шаг «предопределяет тактику партии на ближайший срок в направлении, которое я лично считаю весьма опасным для партии»[1008].

После окончания заседания трое членов ЦК – Бубнов, Сокольников и Смилга – пришли на собрание ПК. Они поставили два вопроса: каково мнение организации относительно выхода из Предпарламента и когда возможно взятие власти Советами с наименьшими потерями? «До сих пор, – сказал Бубнов, – мы сдерживали массы и впредь будем делать это по силе и возможности. Но ведь всему есть границы». Поскольку после чтения ленинских тезисов большинство собрания уже определилось, предложили голосовать. Но Володарский, заявив, что не расходится «с точкой зрения Ленина… мы идем к власти определенно», убедил собравшихся, что подобную резолюцию надо принимать на общегородской конференции, открытие которой перенесли на 7 октября[1009].

Казалось бы, все в порядке – предложения Ленина приняты ЦК, «поворот» очевиден. Но, судя по всему, беспокойство не покидает Владимира Ильича. У него складывается ощущение, что, судя по собранию ПК 5 октября, положение на фронте недооценивается большевиками.