Шардик - Ричард Адамс

— Но ты же их не продашь, Генш, спятивших-то.

— Задорого не продам, — согласился Геншед. — Но практически любой товар можно сбыть по какой-никакой цене, ну и потом, всегда найдутся желающие приобрести что-нибудь этакое необычное. Полоумных, уродливых, всех увечных и убогих, которых не покупают богатые дельцы вроде тебя, я запросто могу продать хозяевам попрошаек. Отрубаешь им руки или ноги — и отправляешь клянчить милостыню. Один мужик в Бекле жил припеваючи за счет двух десятков таких калек, и почти всех он купил у меня. Посылал их попрошайничать на Караванный рынок.

— Ладно, про твой стиль все понятно, Генш, но так приличных денег не заработаешь. Нужно, чтоб товар выглядел привлекательно, пока на него не найдется покупатель. Потом надобно выяснить, чего именно он хочет, поговорить с детьми, объяснить, что ради своего же блага они должны понравиться покупателю, понимаешь?

В тоне Лаллока слышалось нескрываемое снисхождение. Геншед молча хлестнул палкой по пламени.

— А зачем тебе мелкая девчонка? — спросил Лаллок. — Ты ж говорил, что продал всех девочек в Тонильде. Почему ее не продал?

— Чтобы его держать в узде, вот почему. — Геншед ткнул большим пальцем в сторону Раду.

— Ах вот как?

— Он парень непростой, — сказал Геншед. — Самое стоящее дело в моей жизни, но и самое рискованное. Если все выгорит, я разбогатею, а все еще вполне может выгореть. Это сынок одного аристократа — потребую за него выкуп, как только вернусь в Терекенальт. Покуда у меня остается он, потерять всех прочих не жалко. Мне никак не сломать его — до конца не сломать. От малых вроде него никогда не знаешь, чего ожидать, даже если они сами думают, что уже сломались. А девчонка — наилучшее средство, чтобы держать в узде таких, как он. Покуда он считает своим долгом заботиться о ней — глупить не станет, верно? Вообрази, в Теттите он подошел ко мне и заявил, что она должна остаться с нами — тоже переправиться через Врако. Это было рискованно — а ну как мальчишка утонет? — но я согласился, чтоб он не осложнял мне жизнь. Такие малые умеют здорово осложнять жизнь людям. Спесивый ублюдок… о нет, он не чета таким, как мы с тобой. Но я еще его сломаю, этого юного господинчика, — он у меня будет нещадно пороть мальчишек, чтоб заслужить ужин, причем без всякого принуждения с моей стороны, вот увидишь.

— А кто он такой? — полюбопытствовал Лаллок.

— Кто такой, спрашиваешь? — Геншед выдержал паузу для пущего эффекта. — Наследник саркидского бана — вот кто.

Лаллок присвистнул:

— Ого! Неудивительно, что здесь полно икетских солдат. Теперь понятно, почему они не прекращают поисков. Выходит, Генш, мне тебя нужно благодарить за все свои неприятности.

— Двести тысяч мельдов, — сказал Геншед. — Разве такие деньжищи не стоят риска? И ты же сам сказал, что утром мы переберемся через реку.

— А другой, Генш? Взрослый парень? Думал, ты занимаешься только малолетками.

Ты что, не узнал его? — удивился Геншед. — А должен был бы, ты, льстивый, угодливый лиходатель.

Лаллок остановился на полуглотке и, подняв брови, недоуменно воззрился на собеседника поверх бурдюка. Потом помотал головой, и вино в мехе плеснулось.

— Это король Крендрик — вот кто. Тот самый король-жрец Беклы, который с медведем.

Лаллок едва не выронил бурдюк: подхватил в последний момент и медленно опустил на пол, вне себя от изумления.

— Валялся без памяти в трясине лигах в десяти к югу отсюда, — сказал Геншед. — Понятия не имею, как он там оказался, но я сразу его признал. Видел его в Бекле, как и ты. Ну, он-то не сбежит. Знает, что икетские солдаты разыскивают его, чтоб убить.

Лаллок вопросительно смотрел на него.

— Тут дело такое. — Геншед потыкал палкой в горящие поленья. — Я мужик смекалистый. Я тащу с собой Крендрика и мальчишку — остальных бросаю, черт с ними, но этих двоих тащу с собой, чего бы ни стоило. Саркидский бан, как нам известно, сражается за икетцев. Если вдруг меня поймают ортельгийцы — а разрешения на торговлю у меня нет, не забывай, — я скажу, мол, вот вам сын саркидского бана, забирайте, и, скорее всего, они так обрадуются, что отпустят меня с миром. А если меня поймают икетцы, я отдам Крендрика. Все то же самое: они будут страшно рады заполучить в свои руки бекланского короля и наверняка отпустят нас подобру-поздорову. Крендрик, разумеется, никакой другой ценности не представляет, но за мальчишку можно взять огромный выкуп. Сейчас обстоятельства складываются так, что, скорее всего, нас поймают икетцы, а не ортельгийцы, поэтому я делаю ставку на Крендрика.

— Но если икетцы поймают тебя с мальчишкой, Генш?

— Такого не случится. Уж об этом я позабочусь. Ни одного ребенка со мной не будет — они даже трупов не найдут.

Геншед резко встал, переломил пару веток об колено и бросил в огонь. Кельдерек слышал, как бьется о булыжный пол голова Шеры, мечущейся и вскрикивающей во сне.

— Ну и каков план действий? — чуть погодя спросил Геншед. — Как ты собираешься переправиться через Тельтеарну?

— Дело, конечно, рисковое, Генш, но другого выбора нет. Нужно попробовать, иначе икетцы нас прикончат. Тут неподалеку есть одна деревушка, Тиссарн называется, рыбацкая деревушка на берегу реки.

— Знаю. Вчера я свернул в лес, чтобы обойти ее стороной.

— Так вот, как только рассветет, мы бросаем всех здесь, идем туда и находим кого-нибудь… я отдам все деньги, что у меня остались… кого-нибудь, кто даст нам челн, плот, что угодно, пока икетцы нас не нагнали. Мы переплываем реку, а там уже Дильгай. Течение сильное, далеко снесет, но главное — добраться до другого берега. В любом разе нужно попытаться.

— А если за деревней следят? Потому-то я и пошел окружным путем.

— Нужно попытаться, Генш.

— Мальчишку возьмем с собой.

— Я против, Генш. В Дильгае меня власти разыскивают. Не хочу привлекать внимание. Не ровен час, они узнают, кто такой твой мальчишка, уличат в работорговле. В Дильгае это дело противозаконное.

Геншед ничего не ответил.

— Генш, я ранен, мне худо. Поклянись, что ты мне друг, поклянись, что никогда не бросишь меня, что выручишь из любой беды. Прошу, Генш, поклянись!

Геншед подался к нему и стиснул его руку:

— Клянусь, я до скончания дней буду тебе другом, Лаллок, и всегда подставлю плечо в трудную минуту, помоги мне господи.

— О, благодарение богу, Генш, благодарение богу, что я встретил тебя! Мы спасемся, все будет хорошо. Сейчас поспим немного, но как только рассветет — сразу тронемся в путь. Нельзя терять ни минуты.

Он неуклюже завернулся в плащ, улегся возле очага и, казалось, мгновенно погрузился в сон, как брошенный камень погружается на дно пруда.

Кельдерек повернулся, чтоб отползти, но в суженные от света зрачки не проникало ни единого образа из ночного мрака. Ожидая, когда глаза привыкнут к темноте, он сообразил: как бы сейчас он ни поступил, куда бы ни дернулся — разницы нет. Геншед спать не ляжет, вне всякого сомнения. Кельдерек может либо, уползти в лес, безоружный и беспомощный, и умирать там с голоду, пока его не найдут икетские солдаты, либо остаться здесь и ждать, какое решение примет Геншед утром. В какую сторону повернуть быку на скотобойне — направо или налево? «Мальчишку возьмем с собой». Но его, Кельдерека, Геншед с собой за Тельтеарну не возьмет — там от него пользы никакой. Если работорговец и не убьет его, то просто бросит на берегу дожидаться солдат.