Небо цвета стали - Роберт М. Вегнер

– Милость… Мой муж прислал меня, чтобы я ее тебе пожертвовала. Группа всадников может проехать мимо тебя. Несколько стрел… мы хорошо прицелимся, больно не будет – не сильнее, чем сейчас. Не станут искать виновных перед битвой, а после окажется, что стрелки погибли в бою. Но ты должна согласиться, иначе это будет обычным убийством. Примешь милость? Может, тогда духи придут к деревянным столпам, а то их до сих пор нету… Они словно отвернулись от нас! Может, в тебе-то и дело… Ты согласна? Примешь?

Милость… Добрые люди оказывают милость стрелой с острым наконечником. Убийцы детей.

– После битвы, – прошептала она. – Прежде чем она закончится… вас останется немного… там ждет…

– …Мертвый Цветок.

Она взглянула женщине в глаза: черные и спокойные. Она и вправду знала, знала построение, которое верданно использовали, лишь когда собирались сражаться до конца. Строй, который непросто создать и который действительно не позволит каравану встать на колеса раньше, чем через много часов упорного труда. Сперва выстраивали из боевых фургонов гигантский круг, где размещали всех лошадей, потом укрепляли его прилегающими полукругами. Словно ребенок рисовал палочкой цветок в снегу: круг и лепестки. Внешний выстраивали из фургонов жилых и транспортных, самые слабые лепестки дальше всего от сердца. А вокруг Цветка, в десятке мест – Листья. Круги по несколько десятков фургонов, стоящих ярдах в трехстах от крайнего лепестка. Должных задержать атаку и заставить врага распылить силы.

Фургоны ставили под разными углами, с некоторых снимали колеса, чтобы нельзя было оттянуть их по земле, другие переворачивали набок и крепили к вбитым кольям. Некоторые из полукругов неплотно прилегали к соседям, чтобы можно было выпустить из них колесницы. Все это занимало много времени, но создавало лабиринт, который придется штурмовать линию за линией. Всякий раз, когда враг захватывал одну стену, он оказывался перед следующей, еще более мощной. Его отряды не видели друг друга, не знали, удалась ли атака остальных, нужно ли им напирать или отступать. Чтобы захватить сердце лагеря, следовало пройти через десяток полукружий. Порой – и через больше. Десять линий смерти.

Что не меняло факта: Мертвый Цветок предназначен для того, чтобы сражаться до конца. Или враг считал себя побежденным и отступал – или все гибли. Нельзя было выйти из него и отправиться в путь раньше, чем противник бежал, а уж те, кто перед ними, наверняка не сбегут.

– Да, я знаю, что это значит. Вы станете биться до конца, чтобы дать время остальным. Но это не имеет значения, потому что худший из врагов – уже в вашем лагере. – Саонра заглянула ей в глаза, будто в поисках следов отчаяния. – Жажда. Кони, которых захватили во время боя с вашими колесницами, пили так, словно два дня им жалеют воды. Чем вы погасите горящие стрелы? Что удержит чары, несущие пламя? Завтра Мертвый Цветок увянет.

Она облизала губы быстрым, нервным движением.

– А ты? Примешь милость?

– Милость? Чтобы не увидеть, как вы станете гибнуть?

Взгляд подкрашенных глаз затвердел:

– Как пожелаешь, савеньйо.

Она ушла.

Боль осталась.

* * *

Сумерки приходили быстро, но словно украдкой. Тучи затянули солнце, потому небо начало темнеть, сгущаясь все более глубокой серостью, чтобы наконец прикрыть всю долину черным покрывалом. Ничего не просматривалось дальше чем на тридцать шагов.

Лагеря были готовы к битве. Демонстрация силы возымела эффект, верданно остановились и превратили караван в бронированную крепость. Однако – в крепость, бронированную лишь деревом и землею, а Вольным Племенам доводилось уже брать и такие, что состояли из камня и скал.

Йавенир стоял на поле, озирая готовящихся к битве воинов Дару Кредо. Ох, он видел гнев и ярость молодого вождя, но старца они не волновали. Этот Сын Войны слишком уж усилился, слишком продвинулся на пути к титулу Отца. Он одним из первых попытался бы захватить власть, едва над Золотым Шатром повисла бы Сломанная Стрела. Потери его не настолько уж велики – всего-то две-три тысячи воинов, остальные – раненые, которых целители поставят на ноги, но пройдут годы, пока Ких Дару Кредо вернет свой авторитет в достаточной мере, чтобы старшины племен позволили ему попытку бунта. Его даже нет нужды менять – отныне Сыновий Пояс станет больше сдерживать его движения, чем придавать сил.

«И это будет хорошей наукой для остальных. Не пытайтесь добраться до Черного Ястреба, мои Сыны. Возможно, он и одноног, но когти от этого не менее остры, чем всегда».

Йавенир взглянул на стоящую рядом невольницу. Нет, не невольницу – он не думал о ней так уже долгие месяцы. С момента, когда ее чудесное целительное прикосновение развеяло в его сознании туман старческой немочи, а мускулам вернуло бодрость, которой он не помнил многие годы. Если бы не она, этим псам-Фургонщикам и вправду могло удасться застать его врасплох.

«Кровь, пролитая нынешней ночью, жертвуется ей, как и победа завтрашнего дня. Она заслужила».

Воины, которым придется идти в первую атаку, готовились старательно. Держали большие плетеные щиты, обложенные свежесодранными шкурами, легкие лестницы, веревки с крюками, которые собирались забрасывать на фургоны, чтобы их раздвинуть; вязанки фашин и хвороста, баклаги и кувшины. Большинство отложили луки, слабо полезные в темноте, взяв вместо них в руки сабли, топоры, тяжелые ножи, дротики и копья. На набитые кафтаны набросили панцири из жесткой кожи.

Отец Войны улыбнулся. Его люди умели быстро превратиться из умелой конницы в упорную, боевитую пехоту. Может, и не так хорошо вооруженную и вышколенную, как имперская, но не уступающую ей отвагой и ожесточенностью.

Он махнул рукою, и в темноте раздались звуки свистков. Началось.

Лагерь верданно был виден издалека, потому что над фургонами горели факелы. Выглядел он словно цветок – и, кажется, он именно так и назывался, Йавениру же приходилось сражаться с так поставленным лагерем лишь единожды. Это было во время первой войны с Фургонщиками и закончилось резней всех, кто находился внутри. Только вот тот караван насчитывал каких-то шесть сотен фургонов, а этот – вдесятеро больше.

В десять раз больше жаждущих глоток.

Йавенир взмахнул рукою снова, свистки унесли весть в ночь, и идущие впереди штурмовых отрядов воины зажгли факелы. По одному на группу.

Вокруг каравана запылали все новые и новые огни. Десятки и сотни. Не всех их несли кочевники штурмовых отрядов, но это тоже был элемент игры на страхах врага. Пусть знают, что мы идем. Пусть видят сотни огоньков и задумываются, за какими движется смерть, а какие несут одинокие люди. Пусть распылят силы вдоль всей линии обороны. Когда мы займем позиции, все факелы погаснут, оставляя наших врагов с сердцами, охваченными страхом.

«Огонь, – ухмыльнулся он, – истинный союзник захватчиков. Неудержимая сила, прущая вперед, кормящаяся всем, что может переварить». Йавенир видал уже, как его жереберы раздували пламя, плавившее камень. Здесь не будет нужды в таком усилии, дерево, пусть и специально защищенное, остается деревом.