Возвращение Черного Отряда. Суровые времена. Тьма - Глен Кук
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Неудачи уже не отзывались в нем болью. Нарайян знал, что отстранен, и желал лишь понять за что.
В этот раз, едва душила забылся в тяжелом сне, Дщерь Ночи принялась его трясти:
– Проснись, Нарайян. Вставай.
Он с трудом разлепил глаза. В таком сильном возбуждении девочка пребывала разве что в тот день, когда узнала, что ей суждено стать орудием Кины, руками богини в этом мире.
Нарайян застонал. Больше всего ему хотелось оттолкнуть соплюху и рявкнуть, чтобы убиралась на свой тюфяк, но он оставался преданным слугой богини, готовым исполнить любую ее волю. А воля дочери – как бы это ни осложняло жизнь обманника – считалась волей ее божественной матери.
– В чем дело? – пробормотал он, растирая лицо.
– Мне нужны письменные принадлежности. Перья, чернила, кисти, чернильные камни, перочинный нож – все необходимое для письма. И большая переплетенная тетрадь с чистыми страницами. Доставь все это немедленно.
– Но ведь ты не умеешь ни читать, ни писать. Ты слишком мала.
– Моей рукой будет водить Мать. Но я должна приняться за дело как можно скорее. Она опасается, что не успеет завершить работу здесь, в безопасности. Времени осталось совсем немного.
– Но что ты собираешься писать? – спросил Нарайян, уже полностью проснувшийся и полностью сбитый с толку.
– Мать хочет, чтобы я сделала копии Книг Мертвых.
– Копии? Но ведь эти Книги утрачены в незапамятные времена. Даже жрецы Кины сомневаются в том, что они существуют. Если вообще появлялись на свет.
– Они существуют, только в… другом месте. Я их видела. И их надлежит вернуть в этот мир. Она скажет мне, что записать.
– Но зачем? – после недолгого размышления спросил Нарайян.
– Книги должны поспособствовать наступлению Года Черепов. Первая Книга – самая важная. Я еще не знаю, как она называется, но к тому времени, когда закончу писать, смогу ее прочесть и использовать для создания остальных Книг. А потом научу ими пользоваться, чтобы открыть путь моей Матери.
Нарайян судорожно глотнул воздуху. Он был неграмотен, как и подавляющее большинство таглиосцев. И подобно многим неграмотным, благоговел перед умеющими читать и писать. Связавшись с Длиннотенью, он повидал немало чудес, но по-прежнему считал грамотность самым могучим колдовством.
– Она истинная Мать Тьмы, – пробормотал Нарайян. – И нет никого над ней.
– Мне нужны все эти вещи, – не по-детски требовательно заявила девочка.
– Ты их получишь!
Спустя три часа после того, как они укрылись от солдат Госпожи, девочка медленно водила пером по бумаге. Поблизости вовсю полыхали стычки. Нарайян нервно мерил шагами комнату и дрожал. Наконец девочка подняла на него пугающие глаза:
– В чем дело, Нарайян?
– Мне непонятен ход событий. Маленький колдун позвал меня наверх и показал насаженные на пики головы моих братьев. Подарок от твоей матери по рождению. – Он осекся, не желая развивать эту тему.
А мне подумалось, что, если он однажды попадется в наши руки, не будет для него пытки страшнее, чем ванна.
– Не могу представить, чем руководствовалась богиня, отдавая своих верных сынов в руки этой женщине. Из наших братьев почти никого не осталось в живых.
Дитя щелкнуло пальцами, и Сингх умолк.
– Она убила их? Та женщина, что дала мне жизнь во плоти?
– Конечно. Я совершил непростительную ошибку, не покончив с ней, когда увез тебя к твоей истинной матери.
Девочка никогда не называла Госпожу своей матерью. А отца не упоминала вовсе.
– Уверена, у моей матери были на то весомые причины, Нарайян. Прикажи рабыням убраться. Я спрошу ее.
К ухаживающим за ней тенеземским женщинам девочка относилась как к мебели, хотя они не были рабынями.
Сингх погнал челядь, искоса посматривая на Дщерь Ночи. Казалось, она и впрямь тронута его жалобами.
Нарайян затворил дверь за последней женщиной, не пытавшейся скрыть облегчения. Обслуга Вершины не любила Дщерь Ночи, это маленькое чудовище. Нарайян присел на корточки. Дитя уже впало в транс.
Куда бы ни отправилась душа Дщери Ночи, она пребывала там недолго. Но за это время девочка побледнела, а выйдя из транса, выглядела встревоженной.
Мир духов полнился запахом смерти. Но Кина не появилась.
– Я не понимаю этого, Нарайян, – промолвила девочка. – Она говорит, что не попустительствовала их смерти и даже не позволяла им умереть. – Впечатление было такое, будто дитя повторяет чужие слова, хотя выглядит при этом гораздо старше своих лет. – Она вообще не знала, что это случилось.
А вот это уже попахивает кризисом веры.
– Что?! – Нарайян был потрясен, изумлен, испуган.
Впрочем, страх и так уже стал постоянным спутником его жизни.
– Я спросила ее, Нарайян. Она узнала об этих смертях от меня.
– Как такое может быть?
Я видел, что ужас запускает свои холодные когти во внутренности Сингха. Неужели теперь враги обманников могут убивать их без разбору и даже без ведома их богини? Неужели чада Кины настолько беззащитны?
– Каким же могуществом обладают эти северные убийцы? – спросила девочка. – Разве Вдоводел и Жизнедав не просто жупелы? Разве они настоящие полубоги, поселившиеся в телах смертных? Разве они настолько сильны, что могут застить паутиной иллюзий взор моей Матери?
Их обоих – это я видел отчетливо – терзали сомнения. Если удалось с такой легкостью убить обладателей красных и черных румелов без ведома их покровительницы, то что может спасти живого святого и даже мессию обманников?
– Если все обстоит именно так, – сказал Сингх, – нам остается лишь одно – положиться на этого безумца, на Длиннотень. Будем надеяться, что он уже перебил всех таглиосцев, прорвавшихся в крепость.
– Боюсь, Нарайян, что это не так. Пока не так.
Откуда ей это известно, девочка не объяснила.
Тебе, дружище, – тому, кто прочтет эти записи, когда меня не станет, – будет трудно поверить в то, что иногда я способен на большие глупости. Но именно это случилось после того, как я решил прогуляться к передовому командному пункту Госпожи и взглянуть на происходящее не из уютного и безопасного мира духов, а собственными, земными глазами.
Еще не добравшись туда, я понял, что свалял дурака. Земля была сплошь покрыта продолговатыми сугробами, и под каждым лежал мертвец; то и дело я наступал на труп или спотыкался о него.
Когда переменится погода, у ворон начнется пир.
А она уже менялась. Шел дождь, не слишком сильный, но равномерный, и от дождя таял снег. Стоял туман; я видел не дальше чем на сто футов. Тащиться по глубокому снегу, под дождем, сквозь густой туман мне еще не доводилось.