Мировая история - Одд Уэстад

Иконоборство оскорбило многих прихожан Западной церкви, но зато оно нагляднее всего остального показало, насколько далеко православие отошло от канона латинского христианства. Западная церковь тоже двигалась в своем направлении; поскольку судьба латинской культуры теперь находилась в распоряжении германских народов, в духовном плане она дрейфовала прочь от церквей греческого Востока. Само существование иконоборческого синода епископов служило прямым вызовом тогдашнему папству, которое уже подвергло осуждению сторонников Льва III.

Из Рима с большой тревогой следили за притязаниями императора на вмешательство в дела духовные. Тем самым иконоборство послужило углублению раскола между двумя половинами христианского мира. Культурное разграничение распространилось на очень больших просторах (что неудивительно, когда на путь морем от Византия до Италии уходило два месяца), и в скором времени между двумя частями христианского мира на суше встал клин славянских народов. Связи между Востоком и Западом на официальном уровне совсем порвать не удалось. Но в ходе истории возникли новые поводы для раскола, особенно когда в 800 году папа римский помазал на престол империи царя франков. И это в качестве вызова на претензию Византии носить титул наследника Рима. Различия внутри западного мира правителей в Константинополе волновали совсем мало; византийские чиновники узнали, что бросивший им вызов царь принадлежит к миру франков, и после этого стали называть всех жителей Запада без разбора «франками». Использование этого названия распространилось на территории до самого Китая. Правители двух этих государств не смогли наладить взаимодействия в борьбе с арабами, зато преуспели в оскорблении друг друга с обоюдным использованием уязвимых мест. Коронация франка на римский престол могла сама по себе служить неким ответом на тот факт, что титул императора в Константинополе присвоила Ирина, оказавшаяся энергичным правителем, да к тому же женщиной.

Конечно, хоть какая-то связь между двумя христианскими мирами должна была сохраниться. Один германский император X века выбрал себе византийскую невесту, а германское искусство того времени во многом находилось под влиянием византийских художников с их сюжетами и творческими приемами. Как раз культурные различия этих двух миров послужили основой плодотворности таких контактов, а с течением веков их отличие становилось все более ощутимым. Древние аристократические кланы Византии постепенно сменялись новыми, из анатолийской и армянской ветвей. Прежде всего, следует обратить внимание на единственную в своем роде роскошь и сложность жизни самого имперского города, где религиозный и светский миры внешне полностью переплелись. Календарь христианского года полностью совпадал с придворным календарем; вместе они задавали ритм огромного театрального зрелища, через обряды одновременно церкви и государства демонстрируя народу величественность его империи.

В Византии существовало своеобразное светское искусство, но это искусство, постоянно стоявшее перед глазами людей, выглядело подавляюще религиозным. Даже в худшие времена оно обладало непреходящим жизнеутверждением, через выражение величия и вездесущности Бога, в качестве вице-регента которого выступал император. Ритуалом поддерживался строгий этикет двора, о котором тогда распространялась слава источника всех зол в виде интриг и заговоров. Публичное представление даже о христианском императоре могло напоминать представление о божестве таинственного культа, театрально появляющемся вслед за тем, как поднимается несколько занавесов. Такой выглядела вершина изумительной цивилизации, которая на протяжении, быть может, половины тысячелетия служила половине мира образцом того, какой должна быть настоящая империя. Когда в X веке в Византию прибыла миссия русичей-язычников, перед которыми стояла задача по изучению византийского варианта христианского вероисповедания точно так же, как они знакомились с остальными религиями, ее участники смогли только сообщить о том, что увиденное ими в Айя-Софии (соборе Святой Софии Премудрости Божией) оставило неизгладимое впечатление. «Здесь Бог живет среди людей», – сказали они.

Что же происходило в основании самой империи, сказать сложно. Можно привести верные признаки того, что в VII и VIII веках численность населения резко сократилась; это можно связать одновременно с нарушениями привычного хода вещей из-за войны и с чумой. В то же самое время заметно сокращение строительства новых зданий в провинциальных городах и уменьшение объема обращения монет. По всем этим признакам можно предположить ослабление экономики, а также активизацию вмешательства в нее со стороны государства. Императорские чиновники рассчитывали удовлетворить насущные потребности государства через введение прямых налогов на товарную продукцию, образование специальных ведомств по снабжению жителей городов продовольствием, а также организацию ремесленников и купцов в формальные объединения типа гильдий и корпораций.

Только за одним имперским городом сохранялась его экономическая роль, и им была сама столица, где зрелище Византии разыгралось во всей его красе. Торговля в империи в целом всегда оставалась весьма оживленной, и вплоть до XII века сохранялась еще выгодная транзитная торговля предметами роскоши из Азии, предназначавшимися для Европы и Ближнего Востока; одно только состояние такой торговли гарантировало Византии ведущую коммерческую роль и стимулировало ремесленные предприятия, поставлявшие прочие предметы роскоши соседям империи. Наконец, на протяжении всего этого периода находятся доказательства продолжающегося укрепления власти и увеличения богатства тех же крупных землевладельцев. Крестьян все надежнее привязывали к их земельным владениям, а в более поздние годы империи можно наблюдать нечто, похожее на появление важных местных хозяйственных единиц, основанных на крупных землевладениях.

Такая система хозяйствования смогла обеспечить одновременно и великолепие византийской цивилизации, и военные усилия по ее возрождению при императорах IX века. Два столетия спустя, однако, неблагоприятное стечение обстоятельств снова привело к обременению империи слишком высокими налогами, после чего началась затяжная эпоха упадка. Все началось с нового наплыва внутренних и личных бед. Многочисленные приходившие на короткий срок к власти императоры и императрицы, недостойные своего положения, ослабили контроль из центра. Представители двух основных соперничавших группировок внутри византийского правящего класса совсем отбились от рук; партия аристократов при дворе, корни которых тянулись в провинции, схлестнулась в борьбе с постоянными чиновниками, представлявшими высшую бюрократию. Отчасти в этой борьбе нашло отражение противостояние военных с интеллектуальной элитой. К несчастью, результатом стало то, что государственные служащие лишили армию и флот необходимых фондов, в которых они нуждались, поэтому военные оказались неспособными к принятию действенных мер при появлении новых проблем.

На одном краю империи эти проблемы возникли из-за последних переселенцев-варваров из Западной Европы, норманнов-христиан, продвигающихся в Южную Италию и на Сицилию. В Малой Азии они появились в результате турецкого натиска. Уже в XI веке внутри территории империи образовался турецкий султанат Ром (то есть его название «Ром» означало «Рим»), где власть Аббасидов ускользнула в руки местных вождей. После сокрушительного поражения, нанесенного турками-сельджуками в сражении при Манцикерте в 1071 году, империя фактически лишилась Малой Азии. Эта утрата стала тяжелым ударом по налогово-бюджетным и трудовым ресурсам Византии. Халифаты, с которыми императоры научились жить в мире, уступали путь новым врагам куда свирепее прежних. Внутри империи на протяжении XI и XII веков случилась череда болгарских восстаний. К тому же в той провинции широко распространилось мощнейшее из раскольнических движений средневекового православия, вошедшее в историю под названием Богомильская ересь. Она представляла собой народное движение, основанное на ненависти к греческому высшему духовенству и их византийским путям богословия.